М-сье Пьер продолжал:
— Я и вообще, помимо этого, увлекаюсь фотографией смолоду, мне теперь тридцать лет, а вам?
— Ему ровно тридцать, — сказал директор.
— Ну вот видите, я, значит, правильно угадал. Раз вы тоже этим интересуетесь, я вам сейчас покажу...
С привычной прыткостью он вынул из грудного кармана пижамной куртки разбухший бумажник, а из него — толстую стопочку любительских снимков самого мелкого размера. Перебирая их, как крохотные карты, он принялся их класть по одной штучке на стол, а Родриг Иванович хватал, вскрикивал от восхищения, долго рассматривал, — и медленно, продолжая любоваться снимком или уже потягиваясь к следующему, передавал дальше, — хотя дальше все было неподвижно и безмолвно. На всех этих снимках был м-сье Пьер, м-сье Пьер в разнообразнейших положениях, — то в саду, с премированным томатищем в руках, то подсевший одной ягодицей на какие-то перила (профиль, трубка во рту), то за чтением в качалке, а рядом стакан с соломинкой...
— Превосходно, замечательно, — приговаривал Родриг Иванович, ежась, качая головой, впиваясь в каждый снимок или даже держа сразу два и перебегая взглядом с одного на другой. — У-ух, какие у вас тут бицепсы! Кто бы мог подумать — при вашей-то изящной комплекции. Сногсшибательно! Ах ты прелесть какая, — с птичкой разговариваете!
— Ручная, — сказал м-сье Пьер.
— Презабавно! Ишь как... А это что же такое — никак, арбуз кушаете!
— Так точно, — сказал м-сье Пьер. — Те вы уже просмотрели. Вот — пожалуйте.
— Очаровательно, доложу я вам. Давайте-ка эту порцию сюда, он еще ее не видел...
— Жонглирую тремя яблоками, — сказал м-сье Пьер.
— Здорово! — директор даже прицокнул.
— За утренним чаем, — сказал м-сье Пьер, — это — я, а это — мой покойный батюшка.
— Как же, как же, узнаю... Благороднейшие морщины!
— На берегу Стропи, — сказал м-сье Пьер. — Вы там бывали? — обратился он к Цинциннату.
— Кажется, нет, — ответил Родриг Иванович. — А это где же? Какое элегантное пальтецо! Знаете что, а ведь вы тут выглядите старше своих лет. Погодите, я хочу еще раз ту, где с лейкой.
— Ну вот... Это все, что у меня с собой, — сказал м-сье Пьер и опять обратился к Цинциннату: — Если бы я знал, что вы так этим интересуетесь, я бы захватил еще, у меня альбомов с десяток наберется.
— Чудесно, поразительно, — повторял Родриг Иванович, вытирая сиреневым платком глаза, увлажнившиеся от всех этих счастливых смешков, ахов, переживаний.
Владимир НАБОКОВ, «Приглашение на казнь»
— Я и вообще, помимо этого, увлекаюсь фотографией смолоду, мне теперь тридцать лет, а вам?
— Ему ровно тридцать, — сказал директор.
— Ну вот видите, я, значит, правильно угадал. Раз вы тоже этим интересуетесь, я вам сейчас покажу...
С привычной прыткостью он вынул из грудного кармана пижамной куртки разбухший бумажник, а из него — толстую стопочку любительских снимков самого мелкого размера. Перебирая их, как крохотные карты, он принялся их класть по одной штучке на стол, а Родриг Иванович хватал, вскрикивал от восхищения, долго рассматривал, — и медленно, продолжая любоваться снимком или уже потягиваясь к следующему, передавал дальше, — хотя дальше все было неподвижно и безмолвно. На всех этих снимках был м-сье Пьер, м-сье Пьер в разнообразнейших положениях, — то в саду, с премированным томатищем в руках, то подсевший одной ягодицей на какие-то перила (профиль, трубка во рту), то за чтением в качалке, а рядом стакан с соломинкой...
— Превосходно, замечательно, — приговаривал Родриг Иванович, ежась, качая головой, впиваясь в каждый снимок или даже держа сразу два и перебегая взглядом с одного на другой. — У-ух, какие у вас тут бицепсы! Кто бы мог подумать — при вашей-то изящной комплекции. Сногсшибательно! Ах ты прелесть какая, — с птичкой разговариваете!
— Ручная, — сказал м-сье Пьер.
— Презабавно! Ишь как... А это что же такое — никак, арбуз кушаете!
— Так точно, — сказал м-сье Пьер. — Те вы уже просмотрели. Вот — пожалуйте.
— Очаровательно, доложу я вам. Давайте-ка эту порцию сюда, он еще ее не видел...
— Жонглирую тремя яблоками, — сказал м-сье Пьер.
— Здорово! — директор даже прицокнул.
— За утренним чаем, — сказал м-сье Пьер, — это — я, а это — мой покойный батюшка.
— Как же, как же, узнаю... Благороднейшие морщины!
— На берегу Стропи, — сказал м-сье Пьер. — Вы там бывали? — обратился он к Цинциннату.
— Кажется, нет, — ответил Родриг Иванович. — А это где же? Какое элегантное пальтецо! Знаете что, а ведь вы тут выглядите старше своих лет. Погодите, я хочу еще раз ту, где с лейкой.
— Ну вот... Это все, что у меня с собой, — сказал м-сье Пьер и опять обратился к Цинциннату: — Если бы я знал, что вы так этим интересуетесь, я бы захватил еще, у меня альбомов с десяток наберется.
— Чудесно, поразительно, — повторял Родриг Иванович, вытирая сиреневым платком глаза, увлажнившиеся от всех этих счастливых смешков, ахов, переживаний.
Владимир НАБОКОВ, «Приглашение на казнь»
к л и к а б е л ь н о !
В полуразрушенной землетрясением деревушке S. Stefano di Sessanio, в Абруццо открыли аутентичный началу прошлого века (который сохранился со Средневековья, с домотканными покрывалами) отель, с наружной проводкой, но хай-тековской электроникой (свет включается хлопком в ладоши) и дизайнерской сантехникой.
Комментариев нет:
Отправить комментарий