КРОССЕНС № 48: — “Обратная перспектива” Страшного Суда.

Фреска представляет некоторый склон: чем выше на картине некоторая точка, тем далее от зрителя точка, ею изображаемая. Следовательно, по мере поднятия взора, глаз должен был бы встречать фигуры все меньшие, в силу перспективного сокращения. Это, между прочим, видно из того, что нижние фигуры загораживают собою верхние. Но, что касается до размеров их, то величина фигур возрастает по мере их повышения на фреске, т.е., значит, по мере их удаления от зрителя. Таково свойство того духовного пространства: чем дальше в нем нечто, тем больше, и чем ближе, — тем меньше. Это — обратная перспектива. Усмотрев ее, и притом столь последовательно проведенною, мы начинаем ощущать полную свою несоизмеримость с пространством фрески. Мы не втягиваемся в это пространство; мало того, оно нас выталкивает на себя, как выталкивало бы наше тело ртутное море. Хотя и видимое, оно трансцендентно нам, мыслящим по Канту и Эвклиду.

(Павел Флоренский о “Страшном Суде” Микель Анджело)

Были  выбраны  слова:

1) бог; 2) улыбка; 3) смерть; 4) сон;
5) свобода;
6) дружба; 7) муж; 8) ложь; 9) сын

Затем  расположены  следующим  образом:

бог	свобода	сын
муж	дружба	улыбка
сон	ложь	смерть

1~2: — Бог Св. Дух

2~3: — 1) Богоматерь; 2) д у х о в н а я   реальность

1~4: — Б о г   (~ «Есть Троица Рублёва, значит, есть Бог». — Флоренский)

2~5: — "... и познаете истину, и истина сделает вас свободными"  (От Иоанна 8.31.32)

Следует думать, что не случайно совпали в тот день два знаменательных события — сошествие Святого Духа и еврейская Пятидесятница. Ветхозаветная Пятидесятница отмечала избавление евреев из египетского рабства и начало свободной жизни в союзе с Богом. Сошествие Святого Духа на верующих в Иисуса Христа осуществляло освобождение верующих от власти дьявола и было началом нового, благодатного союза с Богом в Его духовном Царстве. Так праздник Пятидесятницы стал днем, когда ветхозаветная теократия, начавшаяся от Синая и долго управлявшая обществом через суровый письменный закон, заменилась новозаветной, в которой верующими людьми руководит Сам Бог, в духе свободы и любви (Рим. 8 гл.)

3~6: — ю р о д с т в о   (~ "лицо скорбной юродивой" Достоевского!)

4~5: — о. Павел Флоренский

5~6: — "... яко утаил еси сия от премудрых и разумных и открыл еси та младенцем" (Мф. 11, 25)

4~7: — обратная перспектива "Страшного Суда"

5~8: — "много лгут певцы"  (~ "слияние пространств разнородных")

Явление св. Марка представлено в том же пространстве, что и все действующие лица, и небесное видение кажется телесной массой, имеющей вот-вот упасть на головы свидетелей чуда. Тут не уклониться от воспоминания о натуралистических приемах работы Тинторетто, подвешивавшего восковые фигурки к потолку, чтобы натуралистически точно передать их ракурсы. И — небесное видение оказалось, действительно, не более как восковой отливкой на подвесе, наподобие елочных херувимов. Такова художественная неудача при слиянии пространств разнородных  (Флоренский, “Обратная  перспектива”).

«Чудо Святого Марка» Тинторетто

6~9: — Андрей Тарковский

7~8: — с п а с е н и е   (~ «Апостол Марк освобождает раба от мученической смерти» Тинторетто)

8~9: — с м е р т ь   (~ могила Андрея Тарковского, кладбище Сент-Женевьев-де-Буа)

«Троица» Рублёва после первой реставрации 1905 года

«Сикстинская мадонна» Рафаэля

... у Рафаэля — равновесие двух начал, перспективного и неперспективного, соответствующее спокойному сосуществованию двух миров, двух пространств. Это — не потрясает, но умиляет, — подобно тому, как если бы бесшумно раздёрнулась перед нами завеса иного мира, и нашим глазам предстала бы — не сцена, не иллюзия в этом мире, а подлинная, хотя и не вторгшаяся сюда, иная реальность. Намёк на такое свойство своей пространственности Рафаэль даёт в “Сикстине” — завесами раздвинутыми  (Флоренский, “Обратная  перспектива”).

«Сошествие Святого Духа» Эль Греко

«Апостол Марк освобождает раба от мученической смерти» Тинторетто

Явление св. Марка представлено в том же пространстве, что и все действующие лица, и небесное видение кажется телесной массой, имеющей вот-вот упасть на головы свидетелей чуда. Тут не уклониться от воспоминания о натуралистических приемах работы Тинторетто, подвешивавшего восковые фигурки к потолку, чтобы натуралистически точно передать их ракурсы. И — небесное видение оказалось, действительно, не более как восковой отливкой на подвесе, наподобие елочных херувимов. Такова художественная неудача при слиянии пространств разнородных  (Флоренский, “Обратная  перспектива”).

«Страшный Суд» Микель Анжело

Фреска представляет некоторый склон: чем выше на картине некоторая точка, тем далее от зрителя точка, ею изображаемая. Следовательно, по мере поднятия взора, глаз должен был бы встречать фигуры все меньшие, в силу перспективного сокращения. Это, между прочим, видно из того, что нижние фигуры загораживают собою верхние. Но, что касается до размеров их, то величина фигур возрастает по мере их повышения на фреске, т.е., значит, по мере их удаления от зрителя. Таково свойство того духовного пространства: чем дальше в нем нечто, тем больше, и чем ближе, — тем меньше. Это — обратная перспектива. Усмотрев ее, и притом столь последовательно проведенною, мы начинаем ощущать полную свою несоизмеримость с пространством фрески. Мы не втягиваемся в это пространство; мало того, оно нас выталкивает на себя, как выталкивало бы наше тело ртутное море. Хотя и видимое, оно трансцендентно нам, мыслящим по Канту и Эвклиду  (Флоренский, “Обратная  перспектива”).

---

Страшный суд.  Кант постулировал Бога, бессмертие души, свободу воли. "Практический разум" Канта был, очевидно, надёжно привязан к интересам нашего земного, преходящего существования. И здесь, на отмели времён, пожалуй, можно кое-как просуществовать с этими постулатами. Большинство людей даже и без всяких постулатов обходятся, живут как придётся, всецело поглощённые заботами и забавами текущего дня. Но когда надвигается dies irae, dies illa, тогда и заботы, и забавы, и постулаты теряют свою власть и свое очарование. Человек видит, что вовсе не в том дело, постулировал ли он или не постулировал, верил он или не верил. Страшный суд, которым мучилось так средневековье и о котором так основательно забыла наша современность, вовсе не есть выдумка корыстных и невежественных монахов. Страшный суд — величайшая реальность. В минуты редкие, правда, — прозрения это чувствуют даже наши положительные мыслители. На страшном суде решается, быть или не быть свободе воли, бессмертию души — быть или не быть душе. И даже бытие Бога ещё, быть может, не решено. И Бог ждёт, как каждая живая человеческая душа, последнего приговора. Идёт великая борьба, борьба между жизнью и смертью, между реальным и идеальным. И мы, люди, даже не подозреваем, что творится во вселенной, и глубоко уверены, что нам и знать этого не нужно, точно это нас совсем и не касается! Мы думаем, что важнее всего устроиться получше и поудобнее и что даже философия, как и всё создаваемое человеком, главным образом, должна способствовать спокойному и беспечному существованию!  (Лев Шестов)