Хочешь, Сережа, понимай "мультимедиа арт музей" в точном смысле: есть такой прямо на Остоженке, где я сегодня и побывал. Но можно понимать и в том самом смысле, который "просто так". Т.е. Жизнь как музей (подобно шекспировскому "Жизнь это театр"; к нему, впрочем, еще вернусь). История наших сентябрьских разговоров, друг мой, продолжается. Можно ли себе представить в одном пятиэтажном пространстве сразу: выставку (огромную) о дизайне фильмов, даже эпохи 1960-19... сквозь фильмы про Агента 007, и тут же (!!!) — выставку фото и видео про Первую мировую войну, а рядом — фотовыставку про Тимура Новикова, помершего от СПИДа, этого гуру питерского андерграунда 1980-начала 2000-х; на фотографиях эпохи кого только нет: и Курехин, и культуристы, и Мамышев-Монро (тоже померший в прошлом году), и Гурьянов (тоже от СПИДа в прошлом году), и Цой... — тусовка, тусовка, тусовка... Но также и фильм "Тимур Новиков: ноль объект" про все ЭТО (сейчас как раз закачиваю и тебе советую посмотреть). Но оторопел я не от запыленных реквизитов фильмов о Джеймсе Бонде (пиджаки, трусы, пистолеты, акулы из папье-маше, золоченые муляжи киногероинь... всё гадость невообразимая), а оторопел я от кинохроники Первой мировой: на больших экранах вижу — и сейчас еще вижу! — воздушные бои с долго-долго горящими дирижаблями (незабываемый символ вообще всего, что в небе и на земле, если хочешь), превращающимися в черно-дымные, медленно (бесконечно!) падающие на землю ошметки красивых форм... а на другом экране один за другим тонущие и тонущие корабли, корабли, корабли... Вот от ЭТОГО я уйти не мог. НО. Символы времени и тотального смешения (даже скучно и заурядно нынче стало от самого факта) неотвязны. Да тут и твое письмо со ссылками. Та алкоголичка, что сонет Шекспира читает, вроде бы хороша, но какой же забитый трюк с "вечно пьяной богемой, мыслящей о возвышенном". А вот с этим, как его бишь, которого ты с Дугиным-то объединил, который всё песни поет... Ну, тут уж не знаю, брат. Беда! И как легко все и быстро в этой беде и бездне нашему "Вечному"... "другу". ЭТО ужасно всё. ЭТО уже не пир во время чумы, но ЧУМА ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ.
В тишь, в тишь... в тишину... в молчание... беги... бегу...
Звонить тебе не хватило сил даже физических. Может, завтра? А все горящие падающие цеппелины перед глазами...
(из письма V. Tch., 6 сен. в 4:21)
Именно в 1870-е гг. Достоевский оценил не только Гончарова-писателя, но и Гончарова-мыслителя. Характерны его новые высказывания. Достоевский однажды заметил в «Дневнике писателя»: «...раз вечером, мне случилось встретиться на улице с одним из любимейших мною наших писателей. Встречаемся мы с ним очень редко, в несколько месяцев раз, и всегда случайно, всё как-нибудь на улице. Это один из виднейших членов тех пяти или шести наших беллетристов, которых принято, всех вместе, называть почему-то "плеядою". <...> Я люблю встречаться с этим милым и любимым моим романистом, и люблю ему доказывать, между прочим, что не верю и не хочу ни за что поверить, что он устарел, как он говорит, и более уже ничего не напишет. Из краткого разговора с ним я всегда уношу какое-нибудь тонкое и дальновидное его слово...» И ещё: «Я на-днях встретил Гончарова, — сообщал Достоевский в 1876 г. Х. Д. Алчевской, — и на мой искренний вопрос: понимает ли он всё в текущей действительности, или кое-что уже перестал понимать, он мне прямо ответил, что многое "перестал понимать". Конечно, я про себя знаю, что этот большой ум не только понимает, но и учителей научит, но в том известном смысле, в котором я спрашивал (и что он понял с ¼ слова), он, разумеется, не то что не понимает, а не хочет понимать. "Мне дороги мои идеалы и то, что я так излюбил в жизни, — прибавил он, — я и хочу с этим провести те немного лет, которые мне остались, а штудировать этих (он указал мне на проходившую толпу на Невском проспекте) мне обременительно, потому что на них пойдёт моё дорогое время"...»
В тишь, в тишь... в тишину... в молчание... беги... бегу...
Звонить тебе не хватило сил даже физических. Может, завтра? А все горящие падающие цеппелины перед глазами...
(из письма V. Tch., 6 сен. в 4:21)
Именно в 1870-е гг. Достоевский оценил не только Гончарова-писателя, но и Гончарова-мыслителя. Характерны его новые высказывания. Достоевский однажды заметил в «Дневнике писателя»: «...раз вечером, мне случилось встретиться на улице с одним из любимейших мною наших писателей. Встречаемся мы с ним очень редко, в несколько месяцев раз, и всегда случайно, всё как-нибудь на улице. Это один из виднейших членов тех пяти или шести наших беллетристов, которых принято, всех вместе, называть почему-то "плеядою". <...> Я люблю встречаться с этим милым и любимым моим романистом, и люблю ему доказывать, между прочим, что не верю и не хочу ни за что поверить, что он устарел, как он говорит, и более уже ничего не напишет. Из краткого разговора с ним я всегда уношу какое-нибудь тонкое и дальновидное его слово...» И ещё: «Я на-днях встретил Гончарова, — сообщал Достоевский в 1876 г. Х. Д. Алчевской, — и на мой искренний вопрос: понимает ли он всё в текущей действительности, или кое-что уже перестал понимать, он мне прямо ответил, что многое "перестал понимать". Конечно, я про себя знаю, что этот большой ум не только понимает, но и учителей научит, но в том известном смысле, в котором я спрашивал (и что он понял с ¼ слова), он, разумеется, не то что не понимает, а не хочет понимать. "Мне дороги мои идеалы и то, что я так излюбил в жизни, — прибавил он, — я и хочу с этим провести те немного лет, которые мне остались, а штудировать этих (он указал мне на проходившую толпу на Невском проспекте) мне обременительно, потому что на них пойдёт моё дорогое время"...»
к л и к а б е л е н !
Комментариев нет:
Отправить комментарий