Будапештский квартет (Budapest Quartet) — венгерско-американский струнный квартет, существовавший в 1917-1967 гг. Был основан четырьмя солистами оркестра Будапештской оперы. Быстро приобрёл популярность, в 1920 г. предпринял первое европейское турне. В 1938 г. участники квартета эмигрировали в США. После 1936 г. все четыре участника квартета были выходцами из России, что дало основания для шутки Яши Хейфеца: «Один русский — это анархист, два русских — это партия в шахматы, три русских — это революция, четыре русских — это Будапештский квартет».
Будапештский квартет:
Иосиф Ройзман, первая скрипка
Александр Шнайдер, вторая скрипка
Борис Кройт, альт
Миша Шнайдер. виолончель
Иосиф Ройзман, первая скрипка
Александр Шнайдер, вторая скрипка
Борис Кройт, альт
Миша Шнайдер. виолончель
NOTA BENE: — 13. QUATUOR NВ°13 + Grosse Fugue op. 133
К жанру квартета Бетховен обратился в тридцатилетнем возрасте. Новый век он открыл новыми сочинениями. То были не просто очередные опусы. То были вехи — и на его собственном пути и на путях развития музыки.
Первые шесть квартетов ор. 18 (1798-1800) он объединил в цикл, главной особенностью которого стал стилевой диалог с искусством ушедших эпох. Блеск и галантность рококо сочетаются у Бетховена с неудержимой энергией, стремительным звуковым потоком и резкой сменой гармоний, словно порожденных идеями шекспировского масштаба. Жизнерадостная непосредственность и энергия первых частей, светлая, изящная лирика вторых, искрящееся беззаботное веселье скерцо и финальных рондо с ритмами народных танцев, стройность и уравновешенность формы в целом, преобладание мажорных тональностей — все говорило о традициях Гайдна. Но и здесь уже встречалась музыка иного характера, неожиданные трагические контрасты, мрачных размышления и волевые протесты и программность. Так, медленная часть Первого квартета навеяна, по словам самого Бетховена, сценой в склепе из «Ромео и Джульетты» Шекспира, в эскизе заключительные такты носят обозначение «последние вздохи». Четвертый квартет — получил название "Патетического". Он близок к Патетической сонате, с которой его роднит и общая тональность до минор; в этом квартете суровостью отмечен даже менуэт. А финал последнего, виртуозного Шестого квартета открывается развернутым медленным вступлением, которое Бетховен озаглавил «Меланхолия».
Особенно необычны 3 «русских» квартета оп.59 (1806-1808), по глубине и размаху напоминающие симфонии. Никогда еще камерный жанр не знал воплощения столь сложных идей, такой динамики развития, такого мощного оркестрового звучания. Народно-бытовой характер Седьмого квартета вызывал ассоциации с написанной в те же годы и в той же тональности Фа мажор Пасторальной симфонией. Восьмому квартету присущ смятенный лирико-драматический склад, настроение какой-то затаенной душевной боли. Торжественно звучание монументального Девятого квартета, написанного в ясном До мажоре; совершенным полифоническим мастерством отмечена финальная фуга. А вместе эти 3 квартета образовали своеобразный цикл, где 1-й играл роль жизнерадостного сонатного аллегро, 2-й — элегической средней части, а 3-й — блестящего финала. Бетховен использовал здесь темы русских народных песен, взятых из сборника Львова-Прача "Ах талан мой, талан” (финал Седьмого квартета) и известную мелодию "Славы” (трио из скерцо Восьмого квартета). Седьмой квартет (F-dur) написан в светлых тонах, за исключением медленной f-moll'ной части, которая отличается трагической глубиной. Восьмой квартет (e-moll) является лирическим центром цикла. В медленной части квартета господствует возвышенно-хоральное настроение. Скерцо и финал — народно-жанрового характера. Финал интересен ладовым своеобразием. В Девятом квартете (C-dur) преобладают скерцозно-юмористические тона; внутренним контрастом служит медленная созерцательная часть, которой свойственна редкая красота. По своей льющейся мелодичности, эмоциональной непосредственности она перекликается с будущими лирическими миниатюрами романтиков.
Еще ближе подводил к романтизму Десятый квартет (1809). Оригинальные приемы игры на струнных инструментах приближали их по звучанию к арфе, что и дало повод назвать этот квартет "Арфовым". Десятый квартет — это эпический взволнованный рассказ о времени, о людях, о себе. Первые же звуки вступления, медленного и гнетуще печального, вводят слушателя в обстановку, в которой создавался квартет, но постепенно краски светлеют. Но не настолько, чтобы создавалась картина безмятежного счастья. В светлую музыку то и дело вторгаются резкие и властные аккорды. А когда спокойствие и умиротворенность, казалось, уже одерживают верх, вдруг разражается яростный шторм. Резкая смена контрастов насыщает музыку острим драматизмом. Вторая часть — певучая, широкая. Ее мелодии красивы и лиричны. Но и в них нет-нет да прозвенит нотка грусти, раздастся жалоба, послышится сдавленный вздох. Кульминация Десятого квартета, его драматическая вершина — третья часть, престо. В этом бурном престо запечатлен образ эпохи: cловно вихрь, всесильный и неукротимый, налетает главная тема. Порывистая и неудержимая, она неумолчно стучит тремя дробными, одинаковыми нотами, с отчаянной отвагой бросается вниз, взлетает, вновь стучит, опять бросается вниз. И все время безостановочно мчится вперед. В этой теме, грозной, волевой, всемогущей, воплощены настойчивость и непреклонность. Вслушавшись, узнаешь в ней знакомые черты знаменитой темы судьбы из Пятой симфонии. Удары пронизывают престо Десятого квартета. Они помогают побороть слабость, смятение, уныние, ведут к победе радости над отчаянием, которая приходит в четвертой, финальной части. Финал квартета основан всего на одной теме, мастерски варьируемой несколько раз. Один и тот же мотив предстает в разных, совершенно непохожих друг на друга образах — и лирических, и нежных, и суровых, и героических. Героика побеждает. Ею заключается этот замечательный квартет.
Последние квартеты Бетховена до сих пор вызывают полемику, в их музыке принято усматривать предвестие некоторых важных принципов организации тематизма, ритма, гармонии, получивших развитие в XX веке. В поздних квартетах сосредоточены глубокие раздумья Бетховена о жизни и смерти, радости и страдании, о человеке и его назначении в мире. Поэтому особое значение приобретают не драматические, конфликтные, полные борьбы сонатные аллегро, как в «героические годы», а медленные части — философские монологи, в которых подчас преобладает интеллектуальное начало. С ними соседствуют грубоватые, простонародные скерцо, насыщенные то терпким юмором, то деревенской наивностью. Величественные фуги, заставляющие вспомнить Генделя, сменяются трепетными лирическими мелодиями, ассоциирующимися с Шубертом и даже Вагнером. Вместо классической стройности четырехчастной формы — свобода построения, необычные сочетания контрастных жанров. «Он сочиняет в радостном исступлении и в исступленной радости», — говорит один из друзей. Его здоровье? В разгаре лета он пишет из Бадена Карлу: «Со вчерашнего дня я ничего не ем, кроме супа, нескольких яиц и чистой воды; язык у меня совсем желтый; без укрепляющих либо слабительных желудок мой никогда не поправится, несмотря на этого комедианта доктора». Три из последних квартетов были заказаны князем Николаем Борисовичем Голицыным; в качестве виолончелиста он играл в Санкт-Петербургском квартете; в мае 1823 года условились о плате — пятьдесят дукатов за каждый квартет. Должно быть, сам князь Голицын не без удивления принял эти сочинения, столь таинственные на первый взгляд, в которых композитор запечатлел самые сокровенные свои думы. Поздний Бетховен мало считается с принятыми в исполнительской практике условностями (характерный штрих: узнав о том, что скрипачи жалуются на технические трудности в его квартете, Бетховен воскликнул: «Какое мне дело до их скрипок, когда во мне говорит вдохновение!»). Он испытывает особое пристрастие к крайне высоким и крайне низким инструментальным регистрам, к сложным, часто в высшей степени изощренным полифоническим и вариационным формам.
Одинадцатый квартет (1810) сам композитор именовал "Серьёзным". Его глубокое идейное содержание, героические образы заставляют вспомнить написанные в той же тональности увертюру «Эгмонт» и сонату «Аппассионата». Мятежный вопль, протест, звучащий в долгом стенании первой скрипки, придает Allegro мрачный колорит, оттенок трагической печали. Бетховен словно стремится поведать нам о своём смятении и горе, что стонет в этой музыке, о волнении, выраженном в Allegretto, о тревоге истерзанной души, пытающейся освободиться от физических и нравственных страданий. Ремарка assai vivace ma serioso раскрывает смысл Allegro третьей части. Хорал придает торжественность этому трепетно-скорбному настроению. Без всякой надуманности здесь возникают новые формы, рожденные той искренностью, с которой Бетховен выражает оттенки сложного чувства. В дальнейшем к ним обратятся и сделают их более обостренными Шуман и Вагнер (в «Тристане»).
Двенадцатый квартет (1825), был начат в 1824 году, первые эскизы Квартета перемешаны с последними набросками Девятой симфонии. По зову нежного вступления квартета мы движемся среди каких-то духовных преград — Adagio возникают, словно распускаются цветы на одном и том же кусте, но у каждого из них своя судьба: Adagio ma non troppo e molto cantabile; Andante con moto; Adagio molto espressivo. Из глубины сердца вырывает Бетховен эти речитативы, то просветленные, то полные отчаяния, прощание путника с зарей на пороге ночи. Вдохновенное развитие четырехголосного хора подчинено тому же плану, что и Соната си-бемоль мажор или Девятая симфония: плавное движение, прерываемое остановками, говорящими об упадке духа; порыв возобновляет движение, однако порыв этот ослаблен скорбью. Кажется, все внешние элементы традиционного построения сохранены; их разнообразят выразительные средства, используемые гением: то он порой вспоминает о Гайдне, то предвещает Шумана и Вагнера, — никогда вдохновение не было более глубоким; даже в безмятежном настроении таится оттенок страсти. Здесь есть печаль, но никогда нет усталости. Скерцо в Двенадцатом квартете построено на главной теме, по тому же принципу, что и в последних сонатах; оно развивается с ослепительной изобретательностью. А сколько мощи в свободно льющемся финале!
Двенадцатый квартет (1825), был начат в 1824 году, первые эскизы Квартета перемешаны с последними набросками Девятой симфонии. По зову нежного вступления квартета мы движемся среди каких-то духовных преград — Adagio возникают, словно распускаются цветы на одном и том же кусте, но у каждого из них своя судьба: Adagio ma non troppo e molto cantabile; Andante con moto; Adagio molto espressivo. Из глубины сердца вырывает Бетховен эти речитативы, то просветленные, то полные отчаяния, прощание путника с зарей на пороге ночи. Вдохновенное развитие четырехголосного хора подчинено тому же плану, что и Соната си-бемоль мажор или Девятая симфония: плавное движение, прерываемое остановками, говорящими об упадке духа; порыв возобновляет движение, однако порыв этот ослаблен скорбью. Кажется, все внешние элементы традиционного построения сохранены; их разнообразят выразительные средства, используемые гением: то он порой вспоминает о Гайдне, то предвещает Шумана и Вагнера, — никогда вдохновение не было более глубоким; даже в безмятежном настроении таится оттенок страсти. Здесь есть печаль, но никогда нет усталости. Скерцо в Двенадцатом квартете построено на главной теме, по тому же принципу, что и в последних сонатах; оно развивается с ослепительной изобретательностью. А сколько мощи в свободно льющемся финале!
В Тринадцатом квартете (1826) 6 частей. Среди них два различных танца: один в духе пылких, энергичных венгерских или хорватских, другой — светлый, пасторальный немецкий; две медленные части — одна начинается юмористически, другая — каватина — полна интимной поэзии. В финальном Allegro господствуют простые образы народных плясок. Первоначально Бетховен написал иное завершение квартета — монументальную фугу, но по совету издателя, сетовавшего на большую сложность последней части квартета, Бетховен сочинил другой финал, а первоначальный был издан как «Grosse Fuge» си-бемоль мажор, соч. 133. В настоящее время квартет обычно исполняется в первоначальном виде.
В Четырнадцатом квартете (1826) число частей доходит до 7, причем они свободно переходят одна в другую. I часть — медленная философская фуга, о ней можно говорить как о предвестнике «Парсифаля». В сонатном аллегро II части нет контрастных тем — она целиком насыщена светлой радостью жизни на лоне природы. Небольшой речитатив приводит к идиллической лирике IV части, воплощенной в форме разнохарактерных вариаций: здесь есть и фугато, и хорал, и ноктюрн. Праздничная V часть — скерцо с энергичным ритмом и резкими динамическими контрастами — и особенно бурный драматический финал, следующий за кратким интермеццо VI части, — заставляют вспомнить героический стиль Бетховена.
В центре Пятнадцатого квартета (1825) находится «Священная благодарственная песнь выздоравливающего божеству». Это — хорал, написанный в строгом стиле, в старинном ладу, которому противостоит танец с трелями в ритме менуэта. А обрамляют эту центральную часть квартета сельский лендлер и миниатюрный марш народно-бытового склада. Этот квартет носит следы лихорадки и страданий; они придали чувствам автора, его жалобам бесконечно скорбный оттенок, отраженный в томительной тоске Allegro, взволнованной партии первой скрипки, печальной серьезности разработки. Но постепенно горизонт — сперва туманный — проясняется, сельский танец приходит на смену мрачным размышлениям. Как и в последних сонатах, вторая часть целиком развивается из начального мотива. Невидимый пастух играет изящную и гибкую мюзетту. Затем из самых недр квартета возникает Adagio, благодарственная песнь божеству, «в лидийском ладу». В момент создания этой страстной музыки Бетховен полагает себя выздоровевшим — это символ признательности и в то же время молитва.
Последний, Шестнадцатый квартет был начат летом 1826 года и закончен в конце сентября. Бетховен сочинял его очень быстро; всего лишь за несколько дней до кончины, 18 марта 1827 года, он посвятил Квартет Иоганну Вольфмайеру. В этом квартете в волнующей форме, словно подведен лаконичный итог всему вдохновенному искусству Бетховена. Вот легкое Allegretto, в котором столько фантазии, неожиданных находок и грации, где вновь оживают уже такие далекие воспоминания о Гайдне. Никаких следов ослабления творческой изобретательности; в пятидесяти первых тактах — шесть различных мелодий. В Vivace, сквозь игру приглушенных звучностей, под покровом свободного и уверенного мелодического рисунка, просвечивают смелые находки, которые возмутили иных критиков или робких слушателей; однако их подхватят Шуман, Шопен и Вагнер. Содержание Lento композитор раскрыл сам: Süsser Ruhegesang, Friedengesang — сладостная песнь покоя, песнь мира. Финал квартета до сих пор остается загадкой. Композитор снабдил его пометкой: «С трудом найденное решение» и двумя мотивами-эпиграфами. Под первым — медленным, трагическим, вопросительного характера — подписано: «Должно ли это быть?» Второй — энергичный, утверждающий, в темпе аллегро — имеет подпись: «Это должно быть!».
«Погружение в классику»: — (legoru)(димулька) |
Комментариев нет:
Отправить комментарий