ТАТЬЯНИН ДЕНЬ: — И м я н и н ы Т а т ь я н ы Л а р и н о й & В н у т р е н н я я х р о н о л о г и я “Евгения Онегина” Лотмана + Комментарий к роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин” Набокова.

Ты к ним на той неделе зван.
"Я?" — Да, Татьяны именины
В субботу.

Если мы помним и слова Пушкина, что "в нашем романе время расчислено по календарю" (примечание 17-е), то давно бы надо было взять в руки календарь двадцать четвертого года, чтобы убедиться: в этот и только в этот из возможных, допустимых по сюжету годов Татьянин день приходился на субботу; ни в каком ближайшем приближении такого совпадения не будет. Вот он — "Месяцеслов на лето от Рождества Христова 1824-е, которое есть високосное..." (СПб., 1824): " Генварь: Суббота, 12. Мученицы Татианы (с. 4). Эта дата, замеченная прежде В.М. Кожевниковым, не только меняет традиционную хронологию романа. Становится ясно, что основанная лишь на единичных высказываниях в воспоминаниях пушкинских современников мысль о приведении Онегина в круг декабристов никак не реализуется в построении романа. Если именины были в 1824 г., то последняя глава дает нам события никак не ранее осени 1827-го, и Онегин, очевидно, в 1825 г. был где-то вдали от столицы и декабристского круга. Заметим, что это гораздо более соответствует сути его характера, как и характеру эпической музы Пушкина. — А. А. Аникин

          Ю. М. Лотман

Внутренняя хронология "Евгения Онегина"

В примечании к ЕО автор писал: "Смеем уве­рить, что в нашем романе время расчислено по кален­дарю". Не придавая этому высказыванию слишком буквального значения, следует все же подчер­кнуть его принципиальную важность: точность соотне­сенности событий романа с хронологией была созна­тельно противопоставлена П поэтике таких произведе­ний, как "Бахчисарайский фонтан", в которых трудно пытаться приурочить действие (а вероятно, и не нужно) даже в пределах столетия. ЕО, если не считать десятой главы, не затрагивает исторических событий, однако автор явно рассчитывает на то, что читатель непосред­ственно знаком с атмосферой эпохи, без пояснений чувствует ее менявшееся не по годам, а по месяцам и неделям дыхание. Это придает внутренней хронологии романа исключительно большое значение, тем более, что П подает читателю о ней не назойливые, но весьма определенные сигналы.

Опорной точкой является указание П в предис­ловии к отдельному изданию первой главы на то, что начало событий романа совпадает с концом 1819 г. Сопоставляя с этой датой ряд указаний в тек­сте, мы получаем цепь основных дат.

1795 — год рождения Онегина.

В "Главе осьмой" сказано, что, когда Онегин по­сле дуэли оставил свою деревню, ему было 26 лет:

Дожив без цели, без трудов

До двадцати шести годов

Деревню он покинул в феврале — марте 1821 г. (см. ниже), следовательно, родился в 1795 г.; Бродский и Бонди приводят 1796 г., считая, что пушкин­ский текст должен истолковываться как указание на то, что герою шел двадцать шестой год. Текст не дает осно­ваний для однозначного решения, хотя дата "1795" представляется более обоснованной. Таким образом, Онегин был ровесником А. С. Грибоедова и декабри­стов К. Ф. Рылеева, В. Ф. Раевского, Н. И. Лорера (все — 1795), Никиты Муравьева, Сергея Муравьева-Апостола (оба — 1796). Он был моложе А. Н. Муравье­ва и П. А. Катенина (оба — 1792), П. П. Каверина и П. Я. Чаадаева (оба — 1794), но старше В. К. Кюхельбе­кера (1797), А. А. Дельвига (1798) и самого Пушкина (1799).

1803 — год рождения Ленского.

В январе 1821 г., когда Ленский погиб, ему было 18 лет. Это вытекает из размышлений Онегина:

                                пускай поэт

Дурачится; в осьмнадцать лет

Оно простительно

1803 — вероятный год рождения Татьяны.

Летом 1820 г. Татьяне было 17 лет. См. возра­жения П Вяземскому 29 ноября 1824 г. в ответ на заме­чания относительно противоречий в письме Татьяны Онегину: "... письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюбленной!"

Ольга, младшая сестра Татьяны, в 1820 г. была невестой Ленского.

По нормам той эпохи она, вероятнее всего, была несколько моложе его и одновременно ей не могло быть меньше 15 лет. Вероятнее всего, ей было 16 лет. Татьяна, видимо, была старше Ольги на год.

1811-1812 — окончание "ученья" Онегина и вы­ход "в свет".

Отсчитывая время от зимы 1819 — весны 1820 гг. (времени действия первой главы), П пишет:

Вот, как убил он восемь лет,

Утратя жизни лучший цвет

16-17 лет дворянский юноша заканчивал уче­ние, чтобы вступить в службу или пуститься в свет. В за­писке "О народном воспитании" П писал, что в России образование дворянина "кончается на 16-летнем возрасте воспитанника". Однако год-два, уже вы­езжая в свет, молодой человек все еще вел жизнь пол­уребенка, живя в родительском доме и не располагая собственными денежными средствами. Около 18 лет он полностью переходил на положение самостоятель­ного человека, получая от родителей выделенную ему сумму собственного годового бюджета. Видимо, около 1813 г., когда Онегину исполнилось 18 лет, он зажил самостоятельно. На это указывает то, что, описывая "уединенный кабинет" героя, автор указы­вает именно тот возраст Онегина, когда он покинул ро­дительский кров, где в его распоряжении могли быть лишь детская и учебная комнаты, и завел себе модный

                               ...кабинет  

Философа в осьмнадцать лет

С 1817 (или 1818) г. по весну 1820 г. — пребыва­ние Ленского в Геттитене.

Ленский отправился в университет, вероятно, 15 лет. Ср. в "Русском Пеламе" слова героя о том, что его решили отослать "в один из немецких Университе­тов... Мне тогда было 15 лет". Возвратился Ленский "в свою деревню в ту же пору", что и Онегин, т. е. весной 1820 г. Таким образом, его пребы­вание в Германии совпало с выступлением А. С. Стурдзы против вольнодумства в немецких университетах (Стурдза написал в 1818 г. по поручению Александра I для членов Аахенского конгресса брошюру — донос на немецкие университеты, чем вызвал эпиграмму П "Хо­лоп венчанного солдата...") и с террористическим ак­том студента Карла Занда, заколовшего 23 марта 1819 г. агента русского правительства Коцебу (см. сти­хотворение П "Кинжал").

Зима 1819 — весна 1820 г. — время действия первой главы.

Начальная дата определяется указанием П в пре­дисловии к отдельному изданию главы, конеч­ная — указанием на то, что встреча героя и автора про­изошла в Петербурге в 1820 г., в период "белых ночей",

Когда прозрачно и светло

Ночное небо над Невою

В строфах L и LI содержится намек на то, что отъезд ге­роя в деревню был по времени близок к насильствен­ному удалению П из Петербурга. П выехал в ссылку 6 мая 1820 г.

Лето 1820 г. — время действия второй и третьей глав.

В первой строфе второй главы упомянуты "нивы золотые" как деталь пейзажа первых дней пребывания Онегина в деревне. Озимые хлеба желтеют в северо­западных губерниях России в конце июня — начале июля. В строфе XVI третьей главы упоминается пение соловья, в конце главы во время объяснения Онегина с Татьяной дворовые девушки собирают ягоды.

Лето — осень 1820 г. — время действия четвер­той главы.

Глава начинается той же сценой в саду. В строфе XL говорится о начале осени ("Уж небо осенью дыша­ло"), а в строфе XLII — о наступлении морозов ("И вот уже трещат морозы"). Это, конечно, ранние морозы. "Первые морозы назывались Михайловские, потом бы­ли Введенские" (Авдеева К. А. Записки о старом и но­вом русском быте. СПб., 1842, с. 124), по дням архи­стратига Михаила (8 ноября ст. ст.) и Введения во храм Пресвятой Богородицы (21 ноября ст. ст.)*.

---

* Следуя принятой традиции, все даты во "Внут­ренней хронологии "Евгения Онегина" даются по старому стилю.

---

Ночь со 2 на 3 января — 12 января 1821 — время действия пятой главы.

Начальная дата указана автором в первой стро­фе главы ("На третье в ночь"), конечная определена именинами Татьяны — днем великомученицы Татьяны.

25 декабря 1820 — 5 января 1821 — святочные праздники и гадания в доме Лариных.

Гадания, описанные в пятой главе, происходят между ночами на 4 января (упомянут снег — "Чу... снег хрустит", а снег выпал лишь "на третье в ночь") и на 6 января 1821 г., т. е. в т. н. "страш­ные вечера" (между Васильевым днем и Крещением).

Ночь с 5 на 6 января — сон Татьяны.

Сон не мог быть ранее 4 января (см. выше) и по­зже 6-го: он связан с гаданиями святочного цикла, которые прекращались в день Крещения.

12 января — день именин Татьяны.

13 января — весна 1821 г. — время действия шес­той главы.

14 января — дуэль и гибель Ленского.

Весна 1821 — февраль 1822 г. — время действия седьмой главы.

Начальная дата определяется первыми стихами главы:

Гонимы вешними лучами,

С окрестных гор уже снега

Сбежали мутными ручьями

На потопленные луга.

Таянье снегов в средней и северной полосе России происходит между началом марта (1 марта—день праведницы Евдокии, в народном календаре -"Авдотья-плющиха"; 9 марта, на "Сорок мучеников", праздновали начало весны) и серединой апреля, когда растаявший снег вызывает разливы рек (16 апреля — день Агафий, Хионии, Ирины, в народном календаре — "Арина — урви берега"). Конечная дата может быть вы­ведена из того, что в строфе XLI княжна Алина сообща­ет как о недавнем событии, что "Грандисон" ее "в со­чельник навестил". Сочельник (бывал "рождествен­ский" и "крещенский") — канун зимних праздников Рождества или Крещения, т. е. речь идет о предпразд­ничном визите конца 1821 или начала 1822 г. Между тем Ларины прибыли в Москву еще по зимнему, прав­да, позднему ("Проходит и последний срок") пути, т. е. в феврале 1822 г.

Февраль —март 1821 г. — отъезд Онегина в Пе­тербург.

Устанавливается на основании того, что во вре­мя переезда "деревенских Приамов" и "чувствительных дам" в деревню Онегина там "уж нет" и "грустный он оставил след".

Лето 1821 г. — замужество Ольги и ее отъезд.

Лето 1821 г. — посещение Татьяной деревенского кабинета Онегина и чтение книг в его библиотеке.

3 июля 1821 г. — отъезд Онегина из Петербурга (начало путешествия):

Июля 3 числа

Коляска венская в дорогу

Его по почте — понесла

Конец января — февраля 1822 г. — поездка Татьяны с матерью в Москву.

1822 г. (вероятно, осень) — замужество Татьяны.

Устанавливается на основании слов князя N, ко­торый в 1824 г. говорит Онегину, что женат "около двух лет".

Август — сентябрь 1823 г. — пребывание Онеги­на в Крыму:

Три года по<сле> вслед за мн<ою>

Скитаясь в той же стороне

Онегин вспом<нил обо мне

П был в Крыму с 15 августа по середину сентября 1820 г.

Осень 1823 г. — встреча Онегина и автора в Одессе.

Август 1824 г. — ссылка П в Михдйловское и воз­вращение Онегина в Петербург.

<Недолго вместе мы бродили>

<По берегам Эвксинских вод>

Судьбы нас снова разлучили

И нам назначили поход

Онегин очень охпажденный

И тем что видел насыщенный

Пустился к невским берегам

А я от милых Юж<ных> дам

От <жирных> устриц черноморских

От оперы от темных лож

И слава богу от вельмож

Уехал в тень лесов Т<ригорских>

В далекий северн<ый> уезд

И был печален мой приезд

П выехал из Одессы 31 июля 1824 г.

Осень 1824 — весна 1825 г. — время действия восьмой главы.

Март 1825 г. — конец романа.

XXXIX строфа восьмой главы рисует мартов­ский пейзаж Петербурга.

Хронология работы Пушкина над "Евгением Онегиным"

26 сентября 1830 г., завершив работу над ЕО, поэт набросал общий план издания, пометив основные даты работы:

Онегин

Часть первая

Предисловие

I песнь Хандра Кишинев, Одесса

II Поэт Одесса 1824

III — Барышня Одесса. Мих<айловское>. 1824

Часть вторая

IV песнь Деревня Михайлов<ское>. 1825

V— [Про] Имянины Мих<айловское>. 1825. 1826

VI — Поединок Мих<айловское>. 1826

Часть третья

VII песнь Москва Мих<айловское>. П<етер>.
Б<ург>. Малинн<ики>. 1827., 8

VIII — Странствие Моск<ва>.
Павл<овск>. 1829 Болд<ино>.

IX — Большой свет Болд<ино>.

Примечания

1823 год 9 мая Кишинев — 1830 25 сент<ября>. Болдино
26 сент<ября>. АП<ушкин>.

И жить торопится и чувствовать спешит

&n bsp;                            К<нязь>. В<яземский>.

7 ле<т> 4 ме<сяца> 17 д<ней>

Ход работы над текстом:

1823    9 мая/28 мая — начало работы над романом. 22 октября — окончена первая глава. 3 ноября — пометы в черновике об окончании первых семнадцати строф второй главы. 8 декабря — окончена вторая глава (но строфа XXXIX; строфы XL и XXXV написаны позже).

1824    8 февраля — начата третья глава (к июню 1824 г. глава дописана до письма Татьяны включительно).

5 сентября — помета под строфой XXXII. 2 октября — закончена третья глава. 31 декабря 1824/1 января 1825 — помета под черновиком XXIII строфы четвертой главы.

1824-1825 — работа над четвертой главой.

1826    6 января — закончена четвертая глава.

4 января — начата пятая глава.

22 ноября — окончена пятая глава.

1826 — работа над шестой главой (как полагает

Б. В. Томашевский, работа над шестой главой шла параллельно с пятой и до ее окончания). 10 августа — помета под черновиком XLV строфы.

1827    18 марта — начата седьмая глава.

1828    19 февраля — помета под XII строфой седьмой главы.

5 апреля — помета в рукописи "Альбома Онегина". 4 ноября — окончена седьмая глава.

1829    2 октября — написаны первые пять строф "Путешествия Онегина" (описание Одессы создано еще в 1825 г.).

24 декабря — начата восьмая (первоначально — девятая) глава.

1830    18 сентября — закончено "Путешествие Онегина".

25 сентября — закончена восьмая (первоначально — девятая) глава. 19 октября — сожжена десятая глава.

1831    5 октября — написано "Письмо Онегина Татьяне".

---

---

Остается заметить, что путешествие Онегина длилось, очевидно, несколько лет — не три ли года: с 1824 по 1827? Ведь не зря же нам дано косвенное сравнение с Чацким, уехавшим тоже на три года и скорее всего за границу. Реплика "Он возвратился и попал, / Как Чацкий, с корабля на бал" дает, кроме того, повод подумать, что Онегин прибыл к невским берегам морем. Это позволяет предположить, что большое путешествие Онегина охватывало не только юг России, а, возможно, и зарубежье. Набоков в такое не верит, но приводит мнения на этот счет П. Мериме и цитату из "Речи о Пушкине" Ф.М. Достоевского, где говорится, что Евгений "скитается по землям иностранным": следует уморительный вывод, что не высоко им ценимый Достоевский-де вовсе не прочел "Евгения Онегина". Как знать, думаем, что интуиция великого русского писателя, а не арифметический расчет лет, подсказывала такое решение. Эта версия вполне правдоподобна, если учитывать, что и по возвращении Онегина о нем ведут толки с каким-то западническим оттенком... — А. А. Аникин

Хронология романа «Евгений Онегин». Приложение к книге Н. Л. Бродского Е в г е н и й   О н е г и н   роман А. С. Пушкина. Аникин А. А. Внутренняя хронология — важная проблема для толкования романа. Это вовсе не формальный вопрос: восприятие времени определяет и смысл, и стиль произведения, является необходимой стороной жанровой характеристики. В книге Н.Л. Бродского эта проблема освещена по ходу комментирования, а в книгах В.В. Набокова и Ю.М. Лотмана этому отведены особые разделы. Решение же предложено одинаковое: глава первая отнесена к зиме 1819-20-го года, последняя — возвращение Онегина в Петербург осенью (у Набокова — в августе) 1824-го, финал — весна 1825-го года. Такая трактовка сложилась весьма давно, была предложена Р.В. Ивановым-Разумником еще в начале XX столетия. Большинство пушкинистов придерживались именно такой хронологии, подводящей героя романа к декабристскому восстанию. К сожалению, на общее мнение не повлияла свежая точка зрения В.М. Кожевникова в статье "Время расчислено по календарю" (Литература в школе, 1984, № 6). Случилось так, что тот же журнал опубликовал и нашу статью "Суббота, 12 января 1824 года: именины Татьяны Лариной" (№ 4, 2002): не будучи знакомыми тогда со статьей В.М. Кожевникова, мы пришли к чрезвычайно близким выводам. Здесь мы изложим этот вариант хронологической канвы романа. Роман содержит не так много строгих указаний на время. Да, мы твердо знаем, что, например, летом было объяснение Онегина с Татьяной (девушки "собирали ягоды", а именины и дуэль состоялись в ближайшую зиму, дуэль — день спустя после именин Татьяны, которые в XIX веке отмечались 12 января. Но в каком году? Напомним, Ленский говорит: Ты к ним на той неделе зван. "Я?" — Да, Татьяны именины В субботу. Если мы помним и слова Пушкина, что "в нашем романе время расчислено по календарю" (примечание 17-е), то давно бы надо было взять в руки календарь двадцать четвертого года, чтобы убедиться: в этот и только в этот из возможных, допустимых по сюжету годов Татьянин день приходился на субботу; ни в каком ближайшем приближении такого совпадения не будет. Вот он — "Месяцеслов на лето от Рождества Христова 1824-е, которое есть високосное..." (СПб., 1824): " Генварь: Суббота, 12. Мученицы Татианы (с. 4). Эта дата, замеченная прежде В.М. Кожевниковым, не только меняет традиционную хронологию романа. Становится ясно, что основанная лишь на единичных высказываниях в воспоминаниях пушкинских современников мысль о приведении Онегина в круг декабристов никак не реализуется в построении романа. Если именины были в 1824 г., то последняя глава дает нам события никак не ранее осени 1827-го, и Онегин, очевидно, в 1825 г. был где-то вдали от столицы и декабристского круга. Заметим, что это гораздо более соответствует сути его характера, как и характеру эпической музы Пушкина. Проследим коротко возможную хронологию романа, чтобы заметить, как много былых анахронизмов будет теперь естественно вписываться в романное время. Никто не может не считаться с пушкинским же указанием из предисловия к первой главе на то, что события ее относятся к зиме 1819 года. Это священная воля автора и, таким образом, один из нескольких объективных указателей на время действия. Строго говоря, еще только дата именин Татьяны может быть отнесена в равной мере к таким объективным и четким данным. Стало привычным отождествление лирического героя романа собственно с автором. Это допустимо лишь в той степени, в какой Пушкин тому способствовал как в основном тексте романа, так и в его комментариях. Поэтому достаточно вероятным будет отнесение строфы 51 в первой главе к лету 1820 г.: Онегин был готов со мною Увидеть чуждые страны; Но скоро были мы судьбою На долгий срок разведены. Так Пушкин отправляется в южную ссылку, а Онегин теряет своего отца и остается в Петербурге, что и понимаем мы под словами разведены судьбою. Здесь надо иметь в виду и строфу, где говорится о лете: Как часто летнею порою, Когда прозрачно и светло Ночное небо над Невою <...> Дыханьем ночи благосклонной Безмолвно упивались мы! Мы — это, очевидно, Онегин и лирический герой романа... Лето в XIX столетии отсчитывали от самого долгого дня, примерно 9 июня. Так что с формальной стороны здесь есть некоторое расхождение с биографией Пушкина, уехавшего в начале мая. Думается, так и надо принять пушкинскую хронологию: точность в передаче сути событий, но не буквоедство в привязанности к собственной биографии. Такого рода поправки будут необходимы и еще в двух-трех случаях. Для движения романа это не играет никакой роли, да и всегда ли сам автор должен до дня помнить и отражать с точностью свою биографию? Поэтому мы будем ориентироваться на хронику пушкинской жизни, но и отличать ее от хронологии романа. Применительно к роману, друзья разведены судьбою летом 1820-го года. Следующий временной ориентир не вполне отчетлив. Онегин отправляется к умирающему дяде явно летом летя в пыли на почтовых. Далее, в новом своем имении он находит сумрачные дубровы, а также нивы золотые, что вновь определенно создает картину позднего лета. Но — неясно, какого года? Совсем не обязательно глава вторая повествует о событиях того же 1820 г. Или почему, в конце концов, Онегин должен был остаться надолго в своем новом имении тут же, в первый же свой приезд? Например, в "Отечественных записках" за 1839 г. была помещена статья "Отзыв иностранца о Пушкине", где есть такая реплика: "Онегин видит себя в необходимости остаться некоторое время в деревне". Некоторое время — да, но это вовсе не обязывает его быть тут неотлучно и только ждать встречи с Ленским. Роман не обязан также давать нам описание событий день за днем. В описании дружеских встреч Онегин выглядит уже привычным обитателем, вошедшим в роль хозяином дядиного имения. Словом, до знакомства с Ленским могло пройти и продолжительное время. Очевидно, и прошло. Есть интересная деталь в эпизоде, когда Татьяна пишет Онегину письмо: И соловей во мгле древес Напевы звучные заводит. Стало быть, письмо написано скорее всего в мае-начале июня, встреча же Татьяны с Онегиным состоялась и того раньше. Ленский тоже не смог бы пригласить Онегина к Лариным при первом же своем знакомстве с пасмурным чудаком. Из всего этого вытекает, что и знакомство Онегина с Лариными не могло состояться в тот же год, когда, ближе к осени, герой романа прибыл в дядино имение. По крайней мере, между этими событиями должен лежать год. Интересно: современник Пушкина М.А. Дмитриев в журнале "Атеней", № 4 за 1828 г., писал, что между знакомством Татьяны и Евгения и письмом — полгода. Пушкин на это никак не возразил, хотя спору с Дмитриевым посвятил и ряд примечаний к роману, и целую заметку, называемую "Возражение на статью "Атенея"". Столь протяженный срок, стало быть, принят самим автором, хотя точнее было бы назвать не полгода, а два-три месяца: в строфе 7 упомянута весна, мать Татьяны накануне второго визита Онегина скажет: "Он что-то нас совсем забыл", — все это отражение достаточно длительного времени, никак не замеченного комментаторами романа. Заметим попутно, что и улаживание дел по наследству — отца и дяди — должно же занять хоть сколько-нибудь времени, пушкинисты же торопят Онегина так, словно он и отца-то не похоронил, не говоря уж и о положенном трауре... Так вот, как и в наши дни, вопрос о наследстве решался в пушкинскую пору неспешно: от шести месяцев до полутора лет занимал срок подачи претензий от наследников, от кредиторов. Пушкин не обязан отражать эту волокиту, но она была неизбежна, включая подачу соответствующего заявления в газеты (посмотрите любые "Ведомости"). Даже если представить зачем-то, что дядя умер сразу вслед за отцом и Онегин прямо летом 1820-го оказался на его похоронах, то хозяином полным он мог бы считаться отнюдь не вскоре — соответственно и распоряжаться заводами и мужиками... Так или иначе, знакомство Татьяны с Онегиным произошло в ближайшее к злополучным именинам раннее лето или, скорее, весну — именно в 1823 году. Скорее всего, в июне этого года прошло объяснение между нашими героями. Это было в пору сбора ягод: В саду служанки, на грядах, Сбирали ягоды... Неважно, в какое время в XXI веке сбирают ягоды, но развернем "Календарь первой четверти XIX века" (СПб., год выпуска не указан), чтобы прочесть на с. 39 в "Поваренных наставлениях" для июня: "В сем месяце заготавливают для поварни ... из ягод: малина, персики, земляника, смородина". На грядах, естественно, собирали землянику, выращиваемую в России еще с XVIII столетия. Пушкин здесь календарно точен, мы же должны были заметить, что невозможно Онегину прискакать под сумрачные дубровы, к золотым нивам, а после, ближе к соловьиному пению встретить Татьяну. Это, повторим, события разных годов. Думается, Пушкин точен и в описании зимы 1823-24 гг. "Зимы ждала, ждала природа / Снег выпал только в январе / На третье в ночь". Это деталь для особого исследования, требующего многих специальных природоведческих изысканий. Но вот сводка погоды на конец декабря 1823 г. из "Санкт-Петербургских ведомостей", в номере первом за 1824 г.: вокруг 30 декабря — пасмурно, снег с дождем, температура по Реомюру от –2 до + 8 (уточним, что один градус по Реомюру равен 5/4 градуса привычного нам Цельсия: +8° К = + 10° С). И так до 2 января 1824, когда уже минус 9-10° К, устойчивый снег. Так и далее уже в январе — холодно и снежно. Снег не впервые пошел, но прочно лег на землю действительно в указанный срок (так, "Месяцеслов" отмечает, что первый снег начал идти еще в сентябре 1823-го г.). После дуэли 14 января 1824 г. Онегин отправляется в путешествие. Здесь есть два ориентира. Прежде всего, мы помним из последней главы: Убив на поединке друга, Дожив без цели, без трудов До двадцати шести годов <…> Им овладело беспокойство, Охота к перемене мест <…> Оставил он свое селенье, Лесов и нив уединенье... Кажется, из этого видно, что Онегину в 1824 г. исполнилось 26 лет и что он отправился в путешествие, скорее всего, летом, поскольку вновь упомянуты нивы, а не заснеженные или голые поля. В варианте "Путешествия Онегина" говорится: "Он собрался, и, слава Богу, / Июня третьего числа. / Коляска легкая в дорогу / Его по почте понесла". В изданиях Пушкина есть разночтения: третьего июня или июля. Хотелось бы согласиться в данном случае с мнением Набокова: июнь был бы более предпочтителен как дата символическая — рядом именины Пушкина. В конце концов, и эта дата закрепилась лишь в рукописи, ее нет в печатном тексте "Отрывков из путешествия". Мы можем воспринимать ее лишь косвенно. Другой ориентир более определенен: "... перед ним / Макарьев суетно хлопочет, / Кипит обилием своим" — это первые строчки печатного текста "Отрывков". Макарьевская ярмарка, куда прибывает Онегин, в начале 20-х годов проводилась с 15 июля. Можно прочесть об этом, например, в записках Вигеля, а можно найти множество изданий, посвященных ярмарке непосредственно. Так, в "Полной истории Нижегородской ярмарки" (М., 1833) сказано: "23 июля 1821 года ... постановлено, чтоб оная начиналась непременно 15 числа июля и оканчивалась непременно 15 числа августа" (с. 26). Здесь же отмечается, что съезд участников и гостей начинается с 1 июня. Вот когда Онегин мог быть в городе на Волге. Следующая дата дана в строках "Спустя три года, вслед за мною, / Скитаясь в той же стороне, / Онегин вспомнил обо мне". Речь идет о Бахчисарае, где Пушкин был 20 сентября (н. ст.) 1820 года. Три (полных) года — это как раз лето 1824 г., когда до самого последнего числа июля Онегин мог встретиться с Пушкиным в Одессе. Это могло быть, если помнить, что Онегин чрезвычайно и не впервые ли после гонки к дяде — спешил в своем путешествии ("Тоска, тоска! Спешит Евгений / Скорее далее"; "Поплыл / Он быстро вниз реки"), а в Одессе встреча с лирическим героем была мимолетной: "Недолго вместе мы бродили / По берегам Эвксинских вод. / Судьбы нас снова разлучили / И нам назначили поход". Так, Пушкин был отправлен в Михайловское. Онегин же пустился к невским берегам, но каким путем и когда добрался в столицу — Бог весть. В такой хронологической версии расхождение с реальной биографией Пушкина если и есть, то, прямо скажем, минимальное: можно ли было герою за две недели добраться от Нижнего до Одессы? Но, конечно, это расхождение в днях, а не годах, и, главное, оно неощутимо внутри текста и не противоречит его стилистике. Нам остается тоже вернуться к невским берегам. О былой жизни там Онегина говорится в главе 4: "Вот как убил он восемь лет, / Утратя жизни лучший цвет". Это сказано условно летом 1823 г. и дает указание на то, что столичный период у Онегина начался с 1815-16 гг. Вспомним описание "кабинета философа в осьмнадцатъ лет". Конечно, это картина не только 1819 г., она и не означает, что герою в этом году 18 лет или что столичная юность начиналась именно с кабинета: просто к восемнадцати годам кабинет был таков. Кроме того, в строфе упомянут "Парижа вкус голодный" — скорее всего так можно было сказать именно после захватов Парижа в результате войны двенадцатого года. Видимо, кабинет обустраивался Онегиным году в 1816: абсурдно отнести это к 1812-му году, как это вытекало из комментариев Набокова и Лотмана. С другой стороны, не более убедительно, по крайней мере, психологически, представить, что Онегину, едущему на детский праздник, уже около 25 лет, как датирует Набоков: хотя мы и понимаем, что так веселились и взрослые, но в художественном тексте слово детский определенно окрашивает и самого героя. Если же после дуэли Онегину 26 лет, в 1824 г., то зимой 1819 — около 20-21, совсем другое дело. (Кстати, зима в тот год наступила весьма рано, поэтому так длительны похождения героя до наступления сплина: Набоков, очевидно, из "Месяцеслова" почерпнул, что Нева замерзла уже в середине октября. Точнее, "Месяцеслов" указывает на 26 октября; ср. в 1822-м Нева стала только 9 декабря). Когда же снова Онегин окажется в столице и когда, собственно, завершается хронология романа? Татьяна Ларина приедет в Москву зимой, скорее всего в январе-феврале 1825 года (упомянут недавний сочельник, когда Грандисон встретился с подругой матери Татьяны — Алиной). Возможно, в конце года она выходит замуж за генерала, князя, онегинского родню и друга. В главе восьмой тот скажет, что женат около двух лет. Очевидно, события последней главы разворачиваются поздней осенью 1827 г. и завершается романная история весной 1828-го. Почти все приметы времени, данные в восьмой главе, объявляются Набоковым и Лотманом анахронизмами. О чем идет речь? Исследователи упорно относят ее действие к 1824 г. Упорно и без всяких оснований. Тогда, действительно, Татьяна не могла бы разговаривать с послом испанским, назначенным только в 1825-м. Даже знаменитый малиновый берет Набоков относит к более поздней моде. Наивно выглядит попытка Лотмана объяснить не включенную в окончательный текст строфу с упоминанием жены императора Николая Первого под именем Лаллы-Рук. Эту строфу никак нельзя отнести к картине 1824 г., когда Александра Федоровна не была императрицей и никак не могла сиять "царственной главою" ни ей, ни кому бы то ни было грядущая ее царская судьба не была очевидна). Строка, где говорится о взорах, переходящих "то на нее, то на царя" конечно, подразумевает Александру Федоровну и Николая, разумеется, ставшего царем в ноябре 1825 г. и коронованного в 1826-м. Под пером же Лотмана вышло, что эта строфа описывает императора Александра Первого, танцующего полонез с женой Николая. Да, такое бывало, но не могло быть осенью 1824 года. 1824 — тяжелый год императора. Летом умирает дочь, тяжко болеет супруга, страшно угнетенное состояние души. И вдруг осенью — на танцы к Татьяне Лариной! Заметим, что императора вообще не было в столице с середины августа и до самого знаменитого наводнения 7 ноября 1824 г., тоже тяжко на него подействовавшего и, кроме того, послужившего мотивом для пушкинского "Медного Всадника". Где же в восьмой главе это катастрофическое наводнение? Кроме того, едва ли Александр Павлович мог бы танцевать в первом танце с Александрой Федоровной — не на придворном балу, а в доме Татьяны: с хозяйкой дома, то есть с княгиней Татьяной Дмитриевной, шел бы тогда император в первой паре, а не с Лаллой-Рук. Далее, не надо забывать, что в сентябре 1823 г. император Александр получил тяжелейшую травму ноги (а накануне, что поделаешь, действительно танцевал польский в день своего тезоименитства, на балу), в феврале 1824 г. были подозрения на гангрену, и император просто не вставал. Нога выглядела страшно: "По отделении обширного гангренозного струпа, состоящего из омертвелых общих покровов и клетчатки, представилась нам обширная язва, коей дно было покрыто гноем. Язва простиралась до самой надкостной плевы," — писал врач императора Тарасов, отметивший также обширное омозоление на обоих коленах (см.: Г. Василич "Император Александр I и старец Феодор Кузьмич". М., 1911). Царю требовались постоянные медицинские процедуры. Все усиливалась глухота. Но — все мимо, надо танцевать у Татьяны! Заметим, что, судя по запискам А.О. Смирновой-Россет, Пушкин читал многим строфу, где упомянуты Лалла-Рук, императрица Александра Федоровна, и император, и толкование строфы не вызывало казуистических версий о танце с Александром Первым. Непосредственное восприятие строфы не дает никаких указаний на это лицо. Более того, танец императора выглядел бы здесь довольно вульгарной насмешкой над его судьбой. Не беремся решать, почему строфа не вошла в роман, но не потому ли, что и танец Александры Федоровны осенью 1827-го, вскоре после рождения ею сына Константина 9 сентября, казался преждевременным, не совсем рассчитанным по календарю? Пожалуй, вариант строфы 25, включенный в окончательный текст восьмой главы, содержит более всего примет времени: Тут был на эпиграммы падкий, На все сердитый господин: На чай хозяйский слишком сладкий, На плоскость дам, на тон мужчин, На толки про роман туманный, На вензель, двум сестрицам данный, На ложь журналов, на войну, На снег и на свою жену... На основе записок все той же фрейлины А.О. Смирновой-Россет считается, что здесь выведен обер-егермейстер двора граф Гаврило Карлович Моден, которого знал Пушкин и удивлялся его желчности и злости. Снег в этой строфе указывает, что события происходят неранней осенью, "Месяцеслов" в 1827 г. укажет снег впервые 16 октября (напомним, по роману, в предыдущий день Онегин увидел Татьяну в свете, "явившись с корабля на бал" теперь же бал происходит непосредственно в ее доме). Никак не справедливо указание Набокова на август 1824-го. "Вензель двум сестрицам" — это тоже известная деталь, событие в царствование уже Николая Первого, когда им были назначены ко двору дочери генерала Бороздина: Ольга и Настасья (позже стала фрейлиной и Наталья Бороздина). Моден мог на это злиться, но — никак не в 1824 г. Таков комментарий А.О. Смирновой . Заметим, что Пушкин был знаком с Бороздиными, есть упоминания и в его письмах. Не менее странной была бы и злость на войну в 1824 году? На какую войну? — надо было бы спросить. Уж не на войну ли где-нибудь в далеком Перу, в Вест-Индии? Другое дело — год 1827 или 1828. Едва ли не каждый номер "Санкт-Петербургских ведомостей" открывался "Внутренними происшествиями", где говорилось о действиях Кавказского корпуса генерал-адъютанта Паскевича, т. е. о событиях русско-персидской войны, начавшейся летом 1826-го. Наконец, 7 октября 1827 г. произошла знаменитая и важная для России Наваринская битва — с участием русского флота. Россия готовилась к войне с Турцией, манифест о которой был объявлен в апреле 1828 г. Словом, в отличие от 1824 г., осенью 1827-го было о чем говорить на военные темы, и говорили, и спорили, и злились. Менее убедительной нам кажется датировка, предложенная В.М. Кожевниковым, который события 8 главы относит к 1830-му г., а войной считает недавно законченную русско-турецкую: тогда злиться было бы уже поздно или уж — не на войну, а на ее итоги, Андрианопольский мирный договор от сентября 1829 г. "Ложь журналов" скорее всего надо отнести к столь раздражавшим Пушкина нападкам на его творчество в том же 1828-30-м гг.: "Атеней", "Санкт-Петербургский зритель", "Вестник Европы", "Московский телеграф", "Галатея", "Сын Отечества", "Телескоп" печатали резкие отзывы и о романе "Евгений Онегин", и о творчестве Пушкина в целом. Полемике с этими выступлениями поэт отвел много сил: заметки "Опыт отражения некоторых литературных обвинений", "Опровержение на критики", "О журнальной критике", "Возражение критикам Полтавы" и др. Вот весь дух этой борьбы и вылился в строчку "ложь журналов". Оставим пока упоминание о романе туманном, хотя не исключено и ироничное отражение самого пушкинского "Евгения Онегина", третья глава которого печаталась именно в октябре 1827-го. Среди октябрьских книжных объявлений мы встретим этот роман — наряду разве что с романами Вальтера Скотта. Слово туманный любимо Пушкиным и отчасти оправданно в нашем контексте: И даль свободного романа Я сквозь магический кристалл Еще не ясно различал... Еще раз подчеркнем, что нет речи о буквоедской привязке всех стихов к датированным фактам: и в данной строфе Пушкин именно воссоздает атмосферу николаевского высшего света, живо, творчески вводя в роман события, которые вошли в круг его интересов. Иначе, при буквальном прочтении, самого на все сердитого господина надо отнести чуть ли не к выразителям авторской позиции в романе... Совершенно очевидно, что глава восьмая описывает николаевскую столицу, уже основательно подзабывшую декабристское восстание (кн. Вяземский еще осенью 1826 г. писал, что "14-е (декабря. — А.А.) уже и не в помине"), на что справедливо указывал Н.Л. Бродский, — тем не менее упорно считающий, что действие романа закончится в 1825 г. (В скобках заметим: не нужно придавать никакого значения глупым оскорблениям в адрес Бродского на страницах набоковского комментария: лжец (с. 306), идиот (сс.490, 928), советский лизоблюд в холопском рвении (с.928) и проч. Как и едкому сарказму автора "Лолиты", введенного в нынешние школьные программы, когда тот издевается над тем, что "Комментарий" Бродского издан как пособие для учителей средней школы (с. 270; все ссылки по изданию: Набоков В.В. Комментарий к "Евгению Онегину" Александра Пушкина. М., 1999). Наконец, отнесение событий главы восьмой к 1827 г. вытекает из лирического фрагмента, посвященного музе автора романа — строфы первая - шестая. Муза всюду следует за поэтом ("Я музу резвую привел...", "Я ... вдаль бежал... Она за мной" и др.). Сказать "И ныне музу я впервые / На светский раут привожу" в этой стилистике автор мог бы именно осенью 1827 г.: только в мае ему было разрешено вернуться в Петербург. Иначе получится некий смысловой и стилистический сбой, если мы относим главу к 1824 г.: всюду муза следует за поэтом, а тут, оставаясь в Михайловской ссылке, автор посылает ее в авангард, на столицу. Нет, уж если поэт привел музу, то только тремя годами позже. Остается заметить, что путешествие Онегина длилось, очевидно, несколько лет — не три ли года: с 1824 по 1827? Ведь не зря же нам дано косвенное сравнение с Чацким, уехавшим тоже на три года и скорее всего за границу. Реплика "Он возвратился и попал, / Как Чацкий, с корабля на бал" дает, кроме того, повод подумать, что Онегин прибыл к невским берегам морем. Это позволяет предположить, что большое путешествие Онегина охватывало не только юг России, а, возможно, и зарубежье. Набоков в такое не верит, но приводит мнения на этот счет П. Мериме и цитату из "Речи о Пушкине" Ф.М. Достоевского, где говорится, что Евгений "скитается по землям иностранным": следует уморительный вывод, что не высоко им ценимый Достоевский-де вовсе не прочел "Евгения Онегина" (с. 741). Как знать, думаем, что интуиция великого русского писателя, а не арифметический расчет лет, подсказывала такое решение. Эта версия вполне правдоподобна, если учитывать, что и по возвращении Онегина о нем ведут толки с каким-то западническим оттенком: Чем ныне явится? Мельмотом, Космополитом, патриотом, Гарольдом, квакером, ханжой, Иль маской щегольнет иной?.. В романе Пушкина много недоговоренностей, точнее — художественных загадок. Но не такова ли и сама жизнь? Не таково ли именно пушкинское восприятие бытия: Цель жизни нашей для него Была заманчивой загадкой, Над ней он голову ломал И чудеса подозревал,  — сказано с иронией о Ленском, но здесь есть и определенное авторское присутствие. С тем и надо принять пушкинский стиль, который требует активного читательского мышления, внимания к намекам и деталям. Одним из важнейших в романе станет переживание времени, почему так и важна его внутренняя хронология. Роман, длящийся почти десятилетие, — это очень широкая картина жизни, раскрывающая энциклопедию эпохи и вместе с тем убедительная для ощущения подлинности в развитии характеров. Жизненный путь Онегина от проказника из первых строф до зрелого и трагического характера в финале романа не мог быть поспешным и коротким. Герой романа показан едва ли не ровесником его автора, но есть между ними и пресловутая разница: Онегин, возможно, менее исключительная личность, чем его создатель, но и более типическая для дворянской среды. Он долгие годы провел без духовных исканий, удовлетворяясь мишурой жизни. Он неспешно входит в покойную, но и духовно свободную, без светской пошлости и суеты, уединенную жизнь дворянина из провинции. Он не всегда целен, завершен как личность, поэтому нелепо убивает Ленского, не понимает своего чувства к Татьяне (у Пушкина есть ряд указаний на то, что любовь к Татьяне Онегин чувствует сразу, отнюдь не в восьмой главе, но — гасит в себе это чувство, которое позже станет для него истиной: отсюда "чудно нежный взгляд" его на именинах, отсюда строчка "И мысль была все о Татьяне" отсюда "Я выбрал бы другую". Поэтому Пушкин и не станет подробно пояснять ни преображения Татьяны, ни признания Онегина в последней главе). Онегин далек от декабристских веяний, как далека была от них сама российская почва. Поэтому он пропустил восстание (и едва ли можно согласиться с версией Лотмана, что десятая глава — это дневник или альбом нашего героя; как это вообще согласуется с мнением исследователя, что последняя, восьмая глава относится к преддекабристскому времени?). Словом, перед нами долгая и незавершенная судьба, показанная поэтически емко и лаконично.