«А дальше хозяйка судьба,
И переупрямит над Камой...»
И переупрямит над Камой...»
S A P I E N T I S A T !
1~2: — 1) «“ПЛАВАНЬЕ” БОДЛЕРА В ПЕРЕВОДЕ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ» (~ SAPIENTI SAT !);
2) «ЦВЕТ: ЛИЛОВЫЙ» (~ «МАРИНА ЦВЕТАЕВА» ① + «ЛИЛОВЫЕ МОРЯ» + SAPIENTI SAT !)
2~3: — «ЦВЕТЫ ЗЛА» (~ «ФЛОРИНДА (БОЛКАМ)» ③ + SAPIENTI SAT !)
1~4: — «ВСЁ НАШЕ ЖЕ ЛИЦО ВСТРЕЧАЕТ НАС В ПРОСТРАНСТВЕ» (~ SAPIENTI SAT !)
2~5: — «“ЦВЕТЫ ЗЛА” ШАРЛЯ БОДЛЕРА» (~ SAPIENTI SAT !)
3~6: — «ПРОКЛЯТЫЕ» (~ «ПРОКЛЯТЫЕ ПОЭТЫ» ⑥ + «THE DAMNED» ③ !)
4~5: — «КОШКА: “ТЫ КАК МОЯ ЖЕНА”» (~ SAPIENTI SAT !)
5~6: — «ПРОКЛЯТЫЕ ПОЭТЫ» (~ SAPIENTI SAT !)
4~7: — 1) «ЛЕВ = КОШКА» (~ «СФИНКС» + SAPIENTI SAT !);
2) «ЗАГАДКА СФИНКСА» (~ SAPIENTI SAT !);
3) «ОАЗИС УЖАСА В ПЕСЧАНОСТИ ТОСКИ» (~ SAPIENTI SAT !!!)
5~8: — «ЛОШАДЬ БОДЛЕРА-НИЦШЕ» (~ SAPIENTI SAT !)
(~ «Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?»)
6~9: — «НЕ ВСТРЕТИЛ ЮНОШУ, ЧИТАЮЩЕГО КНИГУ (!)» (~ SAPIENTI SAT !!)
NOTA BENE: ТАК СУДЬБА ПОЗИЦИОНИРУЕТ МЕНЯ !!
7~8: — «ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДНЛГО И ТОГО ЖЕ: “О ПРИЗРАКЕ И ЗАГАДКЕ”»
(~ СМ. ТЕКСТ НИЖЕ + SAPIENTI SAT !)
8~9: — «ПРИГОВОРЁННЫЙ К ОДИНОЧЕСТВУ»
(~ СМ. ТЕКСТ НИЖЕ + SAPIENTI SAT !)
NOTA BENE: ТАК СУДЬБА ПОЗИЦИОНИРУЕТ МЕНЯ !!
1
Когда среди моряков распространился слух, что Заратустра находится на корабле, — ибо одновременно с ним сел на корабль человек, прибывший с блаженных островов, — всеми овладело великое любопытство и ожидание. Но Заратустра молчал два дня и был холоден и глух от печали, так что не отвечал ни на взгляды, ни на вопросы. К вечеру же второго дня отверз он уши свои, хотя и продолжал молчать: ибо много необыкновенного и опасного можно было услышать на этом корабле, пришедшем издалека и собиравшемся плыть еще далее. Заратустра же любил всех, кто предпринимает дальние странствования и не может жить без опасности. И вот, пока слушал он других, развязался его собственный язык, и лед сердца его разбился — тогда начал он так говорить:
— Вам, смелым искателям, испытателям и всем, кто когда-либо плавал под коварными парусами по страшным морям, —
вам, опьяненным загадками, любителям сумерек, чья душа привлекается звуками свирели ко всякой обманчивой пучине,
— ибо вы не хотите нащупывать нить трусливой рукой и, где можете вы угадать, там ненавидите вы делать выводы,
— вам одним расскажу я загадку, которую видел я, — призрак, представший пред самым одиноким.
Мрачный шел я недавно среди мертвенно-бледных сумерек, — мрачный и суровый, со стиснутыми зубами. Уже не одно солнце закатилось для меня.
Тропинка, капризно извивавшаяся между камнями, злобная, одинокая, не желавшая ни травы, ни кустарника, — эта горная тропинка хрустела под упрямством ноги моей.
Безмолвно ступая среди насмешливого грохота камней, стирая в прах камень, о который спотыкалась моя нога, — так медленно взбирался я вверх.
Вверх: наперекор духу, увлекавшему меня вниз, в пропасть, — духу тяжести, моему демону и смертельному врагу.
Вверх: хотя он сидел на мне, полукарлик, полукрот; хромой, делая хромым и меня; вливая свинец в мои уши, свинцовые мысли в мой мозг.
"О Заратустра, — насмешливо отчеканил он, — ты камень мудрости! Как высоко вознесся ты, но каждый брошенный камень должен — упасть!
О Заратустра, ты камень мудрости, ты камень, пущенный пращою, ты сокрушитель звезд! Как высоко вознесся ты, — но каждый брошенный камень должен — упасть!
Приговоренный к самому себе и к побиению себя камнями: о Заратустра, как далеко бросил ты камень, — но на тебя упадет он!"
Карлик умолк; и это длилось долго. Его молчание давило меня; и поистине, вдвоем человек бывает более одиноким, чем наедине с собою!
Я поднимался, я поднимался, я грезил, я думал, — но все давило меня. Я походил на больного, которого усыпляет тяжесть страданий его, но которого снова будит от сна еще более тяжелый сон. —
Но есть во мне нечто, что называю я мужеством: оно до сих пор убивало во мне уныние. Это мужество заставило меня наконец остановиться и сказать: "Карлик! Ты! Или я!" —
Мужество — лучшее смертоносное оружие, — мужество нападающее: ибо в каждом нападении есть победная музыка.
Человек же самое мужественное животное: этим победил он всех животных. Победной музыкой преодолел он всякое страдание; а человеческое страдание — самое глубокое страдание.
Мужество побеждает даже головокружение на краю пропасти; а где же человек не стоял бы на краю пропасти! Разве смотреть в себя самого — не значит смотреть в пропасть!
Мужество — лучшее смертоносное оружие: мужество убивает даже сострадание. Сострадание же есть наиболее глубокая пропасть: ибо, насколько глубоко человек заглядывает в жизнь, настолько глубоко заглядывает он и в страдание.
Мужество — лучшее смертоносное оружие, — мужество нападающее: оно забивает даже смерть до смерти, ибо оно говорит: "Так это была жизнь? Ну что ж! Еще раз!"
Но в этих словах громко звучит победная музыка. Имеющий уши да слышит.
"Стой, карлик! — сказал я. — Я! Или ты! Но я сильнейший из нас двоих: ты не знаешь самой бездонной мысли моей! Ее бремени — ты не мог бы нести!"
Тут случилось то, что облегчило меня: назойливый карлик спрыгнул с моих плеч! Съежившись, он сел на камень против меня. Путь, где мы остановились, лежал через ворота.
"Взгляни на эти ворота, карлик! — продолжал я. — У них два лица. Две дороги сходятся тут: по ним никто еще не проходил до конца.
Этот длинный путь позади — он тянется целую вечность. А этот длинный путь впереди — другая вечность.
Эти пути противоречат один другому, они сталкиваются лбами, — и именно здесь, у этих ворот, они сходятся вместе. Название ворот написано вверху: "Мгновенье".
Но если кто-нибудь по ним пошел бы дальше — и дальше все и дальше, — то думаешь ли, ты, карлик, что эти два пути себе противоречили бы вечно?"
"Все прямое лжет, — презрительно пробормотал карлик. — Всякая истина крива, само время есть круг".
"Дух тяжести, — проговорил я с гневом, — не притворяйся, что это так легко! Или я оставлю тебя здесь, где ты сидишь, хромой уродец, — а я ведь нес тебя наверх!
Взгляни, — продолжал я, — на это Мгновенье! От этих врат Мгновенья уходит длинный, вечный путь назад: позади нас лежит вечность.
Не должно ли было все, что может идти, уже однажды пройти этот путь? Не должно ли было все, что может случиться, уже однажды случиться, сделаться, пройти?
И если все уже было — что думаешь ты, карлик, об этом Мгновенье? Не должны ли были и эти ворота уже — однажды быть?
И не связаны ли все вещи так прочно, что это Мгновенье влечет за собою всё грядущее? Следовательно — еще и само себя?
Ибо все, что может идти, — не должно ли оно еще раз пройти — этот длинный путь вперёд!
И этот медлительный паук, ползущий при лунном свете, и этот самый лунный свет, и я, и ты, что шепчемся в воротах, шепчемся о вечных вещах, — разве все мы уже не существовали?
— и не должны ли мы вернуться и пройти этот другой путь впереди нас, этот длинный жуткий путь, — не должны ли мы вечно возвращаться" —
Так говорил я, и говорил все тише: ибо я страшился своих собственных мыслей и задних мыслей. И вдруг вблизи услышал я вой собаки.
Не слышал ли я уже когда-то этот вой собаки? Моя мысль устремилась в прошлое. Да! Когда я был ребенком, в самом раннем детстве:
— тогда слышал я собаку, которая так выла. И я видел ее, ощетинившуюся, с поднятой кверху мордой, дрожащую, в тот тихий полуночный час, когда и собаки верят в призраки;
— и мне было жаль ее. Над домом только что взошел, в мертвом молчании, полный месяц; он остановился круглым огненным шаром над плоской крышею, как вор над чужой собственностью;
— тогда собаку обуял страх: ибо собаки верят в воров и призраков. И когда я опять услышал этот вой, я вновь почувствовал жалость.
Куда же девался карлик? И ворота? И паук? И наши перешептывания? Было ли это во сне? Или наяву? Я увидел вдруг, что стою среди диких скал, один, облитый мертвым лунным светом.
Но здесь же лежал человек! И собака с ощетинившейся шерстью прыгала и визжала, — и увидев, что я подошел, — она снова завыла, она закричала; слышал ли я когда-нибудь, чтобы собака кричала так о помощи?
И поистине, ничего подобного тому, что увидел я, никогда я не видел. Я увидел молодого пастуха, задыхавшегося, корчившегося, с искаженным лицом; изо рта у него висела черная, тяжелая змея.
Видел ли я когда-нибудь столько отвращения и смертельного ужаса на одном лице? Должно быть, он спал? В это время змея заползла ему в глотку и впилась в нее.
Моя рука рванула змею, рванула: напрасно! она не вырвала змеи из глотки. Тогда из уст моих раздался крик: "Откуси! Откуси!
Откуси ей голову!" — так кричал из меня мой ужас, моя ненависть, мое отвращение, моя жалость, все доброе и все злое во мне слилось в один общий крик. —
Вы, смельчаки, окружающие меня! Вы, искатели, испытатели и все, кто плавает под коварными парусами по неисследованным морям! Вы, охотники до загадок!
Разгадайте же мне загадку, которую я видел тогда, растолкуйте же мне призрак, представший пред самым одиноким!
Ибо это был призрак и предвидение: что видел я тогда в символе? И кто же он, кто некогда еще должен прийти?
Кто этот пастух, которому заползла в глотку змея? Кто этот человек, которому все самое тяжелое, самое черное заползет в глотку?
— И пастух откусил, как советовал ему крик мой; откусил голову змеи! Далеко отплюнул он ее — и вскочил на ноги. —
Ни пастуха, ни человека более — предо мной стоял преображенный, просветленный, который смеялся! Никогда еще на земле не смеялся человек так, как он смеялся!
О братья мои, я слышал смех, который не был смехом человека, — и теперь пожирает меня жажда, тоска, которая никогда не стихнет во мне.
Желание этого смеха пожирает меня: о, как вынесу я еще жизнь? И как вынес бы я теперь смерть! —
Так говорил Заратустра.
Фридрих Ницше, «Так говорил Заратустра»
«Если бы Хельмута Бергера (Helmut Berger) не существовало, его стоило бы выдумать» !
S A P I E N T I S A T !
к л и к а б е л е н !
Комментариев нет:
Отправить комментарий