«БОБОК» ПОСЛЕДНЕГО ВРЕМЕНИ
03.02.2012
Ты носишь имя, будто жив, но ты мёртв. /Отк. 3,1./
Вы не знаете, что такое «Постмодерн»? — что Вы! Кто же сегодня этого не знает? Это знает всякий культурный человек: во-первых, это, конечно, наверное то, что следует непосредственно за «Модерном», а во-вторых... во-вторых — не смогу вам этого точно объяснить, потому, что сам-то я — человек некультурный. Родился я в то время, когда уже «история прекратила течение своё», а, значит, закончилась и культура, и я застал только, можно сказать, слабые остатки «Модерна», то есть, того, что непосредственно за культурой следовало. Да и то: настоящий ли это был «модерн», или уже только какие-то его провинциальные объедки — и того не знаю. Потому что «модерн» в культуре человечества, в соотнесении с жизнью человека, это тот очень краткий период, когда — например, после удара каким-нибудь острым предметом в грудь — дыхание пресеклось, сердце остановилось, глаза закатились и человек, ничего уже не видя и не слыша вокруг себя, беспомощно лежит на земле.
В это-то время в мозгу его проносятся воспоминания о прошедшей жизни, о разговорах, которых он вёл, о вещах, которыми он интересовался от рождения до вот этой самой, для него печальной, коллизии. Это вот и есть: «Модерн». Ну, а уже за тем с неизбежностью следует и всё то, о чём, пока сам в этот период жизни не вступишь и прелестей его не вкусишь, говорить почти бесполезно. А когда вступишь и вкусишь (если тогда вообще можно что-либо «вкушать») тогда тем более говорить о чём-либо бесполезно совершенно. И, кроме того, некогда. И, кроме того, нечем. Тогда наступает для человека (или общества) то состояние, когда одни клетки его тела просачиваются сквозь доски, другие растворяются в воздухе, а третьи шустро прибирают невесть откуда взявшиеся существа. Но при этом мёртвые уже губы непонятным образом всё ещё продолжают оттуда, из-под земли, свой жалкий суетный лепет, к которому присохли при жизни. Это вот и есть то, что Достоевский некогда назвал «Бобок», а мы сегодня называем тошнотворным словом: «Постмодерн».
Кстати, о существах. Интересно, как же так: жизни нет, а живые существа — есть? Именно так: причём одни из них — неизвестно откуда в таких случаях появляющиеся — любят говорить о себе, что они «живее всех живых». И в некотором смысле это сущая правда: «живчики» эти — весьма деловиты: они энергично потребляют всё гниющее, неспособное более к совместной жизни, а сделав своё дело, бесследно исчезают в темноте истории. Их мы сегодня видим вокруг себя в изобилии: знаем их по именам и в лицо, по необходимости вступаем с ними в деловые контакты, иногда сидим с ними за одним столом, жмём им руки и хлопаем по плечам. Другие мнимые существа совсем иного рода: они возникают так же внезапно — но не снаружи, а из самых глубин нашего угасающего сознания. Они тоже энергичны, деловиты; к тому же не только умны, но даже в некотором смысле и духовны, но при этом совершенно лишены какой-либо реальной сущности, какого-либо наполнения, потому что состоят из одной пустой формы. Те, кто называет себя философами, говорят, что они «замещают агонизирующую реальность», то есть, угасающее сознание человека (или общества). При этом внешне они обладают всеми признаками живых существ: так же, как те, первые, они проявляют к нам «живой интерес», сотрудничают с нашим телом, работая, как я уже сказал, не где-нибудь на периферии, но в глубинах нашего мозга, в самом нашем сознании, в памяти. Поэтому они знают нас в некотором смысле лучше, чем мы сами: они знают не только наши тайные мысли, но угадывают даже неосознаваемые нами наши интересы и желания... Называются они — «симулякры». «Симулякр» это — неличность, создающее о себе представление, как о личности. Это даже не нечто, потому что это — ничто. О нём даже и странно вообще говорить что-либо, потому, что говорить не о чём! Но — увы! Сегодня мы охотнее всего говорим о том, чего нет, предпочитаем общаться с теми, кто реально не существует, обсуждаем шансы на власть тех, кто уже не родится никогда и поэтому не имеет ни на что никаких шансов. Таково наше мёртвоё время. Хотя — почему время? Время — удивительная тварь Божья, оно живо, оно не знает греха, не знает гниения, оно не изменяет, не предаёт, не лжёт. Если мы погрязли в греховном мраке, если гниём, растворяемся в воздухе, проливаемся, как вода, если это наш лепет слышен в кладбищенской тишине, значит, это мы мертвы. Не надо перелагать вину на других, ещё живых, тех, кого мы отравляем трупным ядом.
Будем иметь в виду: «симулякрами» могут быть не только деятели различного рода, но и целые, иногда очень и очень многочисленные, сообщества людей. Появляются они, когда некие люди, объединяемые какими-нибудь страстями, интересами, суевериями, создают организации и союзы для обслуживания своих потребностей, выдумывают собственные мифы, квазирелигии, которые они называют «идеологиями»: на эти выдумки, как на песчинки, попавшие в раковину морского существа, быстро нарастают новые: мораль, нравственность, законодательство, образуя подобие живого организма, иногда очень даже — душевно и эстетически — привлекательное. Эти сообщества, как правило, тут же объявляют миру о наступлении нового времени, новой эпохи, нового порядка, нового мышления, обещают людям «счастье на века», а в качестве событий своей жизни обязательно устраивают различные «хэппининги» и «артефакты» в виде штурмов пустых тюрем, пустых дворцов, маскировочной стрельбы по стенам пустых подвалов... Много чего интересного и захватывающего дух может в таких случаях изобрести разум какого-нибудь «коллективного Эйзенштейна» (простите, отче), чтобы громогласной ложью скрыть правду о реальных (и кровавых) событиях живой истории.
«Хорошо, что нет Царя, Хорошо, что нет России. Хорошо, что Бога нет. Только жёлтая заря, Только звёзды ледяные, Только миллионы лет. Хорошо, что никого. Хорошо, что ничего. Так черно и так мертво, Что мертвее быть не может, И чернее не бывать, Что никто нам не поможет. И не надо помогать.» Да. Вот мы с вами подошли, и незаметно для себя вступили в это, по-своему замечательное, состояние, ощутили, прочувствовали его всей своей шкурой, всем нутром своим — тут бы нам, наконец, и помолчать, и повспоминать, и подумать, и подготовиться кое-к-чему, пока ещё сознание не совсем угасло, пока и это единственное, что осталось нам, не отнялось на веки-вечные... Однако, как же был гениален наш великий «пародоксалист», как он точно духом увидел и описал представившуюся ему некую печальную перспективу, как изо всех сил старался предупредить нас, чтобы нам, его потомкам, не очутиться в склизком ужасе посмертного лепетания, подслушанного им на ночном кладбище. Казалось бы, если уж тебе совсем невмоготу слушать Святых Божиих, если не хочешь вдумываться в священные слова Писания — почитай, послушай хотя бы его, твоего современника, единокровника, почти единомышленника, интеллигента из интеллигентов, писателя из писателей, мученика своих страстей и борца с ними... Но — нет! Не таков падший человек, чтобы слушать чьих-либо поучений, предупреждений, наставлений, чтобы по-настоящему задумываться о чём-либо.
Никогда не было так много умных разговоров, такой глубокой философии, такого тонкого различения нюансов, оттенков, ароматов (разлитых в кладбищенском воздухе), едва уловимых тенденций (между досок, любовно обтянутых красной тканью), как сегодня; никогда не появлялось такого количества различных пророчеств, предсказаний и опытов конструирования «светлого будущего», как в наше ночное время. И это понятно: очень жить хочется. Жить хочется всегда: и во время жизни, и во время смерти, жить хочется, как видно, и после смерти, в безвремении «Постмодерна». Таким создан человек — знание о бесконечности жизни, данной ему Богом, не оставляет и не оставит его никогда, снова и снова приходя к нему в разных формах, беспокоя и понуждая что-то изменить в его существовании, что-то такое сделать, пока ещё не совсем поздно. Что-то... но что же? Пронаблюдать, проклассифицировать этапы своего разложения, оставить их подробное описание? Но сможет и захочет ли кто-нибудь когда-нибудь прочитать мёртвые письмена на замолкшем языке, рассказывающие о гниении и смерти давно сгинувшего народа? Но тогда, может быть, попытаться договориться с «соседями» по домовине, составить вместе с ними новый, небывалый в истории, организм, чтобы, на страх и зависть всему миру, восстать из могилы в новом свете и славе, готовым к новым подвигам? Найти с «соседями» точки соприкосновения? — да их и искать нечего: вот они, мы с ними прекрасно их видим и чувствуем в нашем теле (правда, ощущения у нас с ними разнятся). Так может, попробовать? Ведь им, «соседям», тоже не чуждо понятие о «жизни» — конечно, в их особой, своеобычной форме, «жизни» воображаемой, лишённой смысла — но, всё-таки, жизни! Однако здесь жизнелюбца могут подстеречь неожиданные сюрпризы: например, в самый разгар «светлого пути» можно получить от примитивных двуногих, никогда не ценящих чужого жизнелюбия, осиновый кол — как раз в то место, где некогда гнездилась химера со странным именем совесть, и вместо, если не благодарной, то, хотя бы, академически-вежливой «вечной памяти», заработать от них вечные проклятия и образ страшного примера в научение детёнышам. Так может быть, стоит подумать о каком-то другом образе наших действий?
«Постмодерн». Откуда же взялось это странное понятие, по законам которого мы твёрдо решились сегодня умереть и разложиться? Слово это пришло к нам из искусствоведения — вот тоже: «наука», ведущая что-то, когда-то бывшее, некогда умершее, однако умирать всё никак не желающее, а желающее во что бы то ни стало жить дальше и дальше, строя для себя свою собственную «вечность», презирая и игнорируя волю Божью о себе. Много их было и есть, хороших и разных: мудрецов, конструирующих этапы небытия, создающих несуществующие объекты, живописующих то, чего никогда не было, не будет и быть не может. Многие, знаю, лучше меня могут назвать эти имена; я только хочу спросить вас, дорогих моих православных братьев и сестёр: а какое нам до них и до всего этого дело? Почему мы так заворожены созерцанием их «жёлтой зари» и их «ледяных звёзд»? Что мы потеряли и что хотим найти в глубинах адовых? Приятель моей юности, поэт, философ, «скриптор» и «артефактор» замогильного времени Лёва Рубинштейн (внимание, товарищи: донос!) придумал однажды очень занимательную игру: вы берёте кубики со словами, написанными на них, и бросаете их так, как хотите — а они составляют текст, который они хотят... Или — не они, а... улавливаете смысл происходящего? Можно сколько угодно дискутировать, говорить какие угодно умные слова, объясняя высокую философию и великое искусство мастера, сейчас нам важно обратить внимание на одно: здесь нет и не должно быть Бога! На Его месте поставлен даже не Лев Рубинштейн (он только проводник, посредник) но — шут, джокер, со смехом бьющий любого короля и козыря, уверяющий нас, что это он управляет миром и даёт имя каждому созданию. «Всё относительно!» — вот лозунг «Постмодерна». Да — игра ли это? Искусство ли это? Конечно — нет. Это крохотная часть огромной, кропотливой, многовековой работы по растаскиванию живых клеток. Это — убийство человека. Это — убийство Божьего мира. Это — попытка убийства Бога. Отсюда и характерные образы этого безбожного, безжизненного «искусства»: фразы без смысла, глаза без зрачков, фигуры без лиц, безобразный, безчеловечный мир, гигантские, пустые внутри, металлические статуи... Чёрный квадрат вместо Света Божия.
Итак, некие существа, родившись в нашем спящем сознании («сон разума», отец дьякон, таки — «рождает чудовищ»!) навязывают нам идеи о том, что старый мир умер, и человек умер, что всё умерло, что умер и сам Бог. Ведь недаром же «Постмодерн» ещё называется «постхристианством». Но ведь мы знаем, что Бог не умер, не умирает и не умрёт никогда: умрут (и уже духовно умерли) все хулящие его! И человек не умер, потому что он создан по Образу Божию для Вечной Жизни. Это компьютерные «нежити», могильные «живчики», философические «симулякры» хотят уверить нас в нашей смерти и утащить нас в небытие, уготованное сатане и его аггелам. А если это так, то всё остальное нам совершенно неважно, всё остальное нас совершенно не должно интересовать, всё это — гниль, исходящая из гнилого колодца. Живой душе, созданной Богом для бессмертия, жить по законам лжи в вымороченном времени изолгавшегося мира невозможно, если только прежде не умертвив себя для Вечной Жизни, вслед за служителями сатаны. С какой же стати те, кто некогда высокопарно назвали себя «инженерами человеческих душ», присвоили себе право указывать нам, как нам надо жить и — как и во что верить? С какой стати эти «инженеры» берутся объяснять нам строение мира, пространства и времени, если они не знают и не хотят знать Бога? Впрочем, это их дело — но почему мы признали за ними такое право? Неужели наш пиетет к любому умственному построению так велик, что мы готовы поставить любой безбожный бред в качестве рабочей гипотезы рядом с Божественным Словом? «Мы зачарованы не только Голгофой, но и Олимпом, зовёт и привлекает нас не только Бог страдающий, умерший на кресте, но и бог Пан, бог стихии земной... и древняя богиня Афродита». И нам это нравится? Вот вслед за «научной мыслью» мы исчисляем этапы земной истории: карбон, кембрий, палеозой, мезозой, и прочая, и прочая... вот они: миллионы лет!
А что обо этом говорит Писание? «И был вечер, и было утро: день шестый. Так совершены небо и земля и всё воинство их.» — и больше ничего. И ничего большего и искать не надо. Всё остальное — душевредная ложь. Вот вслед за «симулякрами» мы называем нынешнее состояние общества, культуры и государства «Постмодерном». А что об этом говорит Писание? «Я взглянул, и вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий лук (...) И вышел другой конь рыжий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга (...) И вот, конь вороный, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей (...) И вот, конь бледный, и на нём всадник, имя которому смерть; и ад следовал за ним (...)» Увлекаешься социологией, политологией, футурологией? Так — иди и смотри. А рассмотрев, скажи: где мы? В каком периоде Священной Истории? И где в этой истории отведено Богом место для ихнего «постхристианства»? Разве не сказал Господь: «Созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют её»? И ещё Он сказал: «Небо и земля прейдут, а слова Мои не прейдут». Совсем ещё, кажется, недавно не только у Отцов Церкви, но — у отцов народа, у отцов наших семейств — ум «плавал» в Священном Писании и Житиях Святых, а сегодня наш «зачарованный» ум беспомощно плещется в канале между евтушенковскими: «станцией Да», и «станцией Нет». Известно, что образ мышления определяет и образ действий. Мы должны отдавать себе отчёт в том, что постоянный малодушный выбор «меньшего зла», согласие с его лживыми определениями и формулировками, готовность жить по правилам, им заданным, в конце концов с неизбежностью приведёт к торжеству зла огромного, оглушительного и окончательного — от которого не сможет откреститься тот, кто всей предыдущей жизнью приучил себя принимать ложь гомеопатическими дозами. Ещё раз вспомним здесь меткое определение Осипа Мандельштама: «У них не слова, а крапленые карты!» Это он в своё время сказал о красных главарях, но это же совершенно подходит и для характеристики большевиков любого времени, цвета и профессии: все они вахтовым методом работают в одной строительной компании: эти строители «симулякров» и творцы «хэппинингов», подмастерья одного мастера. Зачем нам изъясняться на их языке? Ведь язык может приблизить человека к Богу: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!», а может навсегда увести от Него: «Молю Тя, имей мя отреченна!» Живая душа имеет силу оживить умирающий мир, мёртвая — превращает его в «Постмодерн».
Первое, что поручил Создатель созданию, сотворённому Им по Его Образу — дать имя всякой твари под солнцем. Мы должны продолжить этот благословенный труд. Назовём новейшее «постхристианство» старым как мир, сатанизмом — и сразу определится настоящее имя для всего остального, ему родственного и из него происходящего — и займёт в нашем сознании подобающее ему место. Боимся прослыть «маргиналами» в развращённом и неверном роде? Но, если мы боязливы сегодня, как же мы вдруг станем отважными завтра, когда речь пойдёт не об уважении и добром имени от «учёного» сообщества, но о самой жизни? Кто очень хочет мертветь в «постхристианстве», того не заставишь хотеть ничего другого — нам до таких нет дела. Мы хотим подружиться с ними? — не получится! У них своя история, своя хронология, своя астрономия, у них своя мораль и свой путь в вечность — нам с ними не по-пути. Пусть, как они хотят, чередуются их «модерны» и «постмодерны», пусть один за другим приходят во власть их великие «симулякры» — это не должно влиять на наше мышление и на образ наших действий. Очень скоро, когда наступит час последних выборов их последнего генералиссимуса (из колена Данова), они нам скажут: «Ведь мы с вами до сих пор говорили на одном языке и понимали друг-друга? Вы ведь не возражали против того-сего? Вы ведь с согласились с тем-сем? Ведь мы с вами договорились о том-о-сём? Теперь вы, друзья, должны сказать своё слово, сделать правильный выбор, и поступить по законам того, с чем вы согласились и о чём мы с вами договорились! Иначе мы поступим с вами так, как положено поступать с бесчестными людьми!» Но главное не то: «поступят», или нет, а то: будет ли к тому моменту чиста наша совесть, не окажется ли она отягощена многими предательскими компромиссами с духом «века сего». Потому что именно от этого с неизбежностью будет зависеть роковой результат нашего последнего выбора.
Иллюстрации:
П.Пикассо. Автопортрет
К.Малевич. Крестьянка
Г.Мур. Сидящая женщина
Голова статуи Свободы
Комментариев нет:
Отправить комментарий