ДВЕ РЕЦЕНЗИИ: ОБЕ — МИМО.
1) Действие фильма происходит осенью 1944 года, после салашистского переворота.
Каждый вечер в маленьком кабачке собираются четыре приятеля — часовщик Дюрица, книготорговец Кираи, столяр Ковач и хозяин заведения, Бела. За стенами кабачка бушует мировая война, свирепствует тайная полиция, по ночам бесследно исчезают соседи с «неправильными» политическими взглядами или с «неправильным» расовым происхождением… Но друзья утешают себя тем, что, хотя они, «маленькие люди», не в силах ничего изменить, но у них, по крайней мере, чистые руки и к творящимся вокруг злодеяниям они не причастны.
Часовщик Дюрица, самый образованный из четверых, постоянно заводит с друзьями разговоры на разные непривычные темы. Вот и в тот вечер, с которого начинается действие фильма, он предлагает трём своим собеседникам непростую задачку: «Представьте себе остров, которым правит жестокий тиран, мучитель и убийца. И есть у этого тирана раб по имени Дюдю, каждый день подвергающийся жестоким истязаниям (вырывает язык, выкалывает глаза, убивает дочь и отдаёт сына насильнику). Раб утешает себя тем, что он никому не причиняет зла, и совесть его чиста. А тирану даже и в голову не приходит, что он делает что-то плохое, совесть его не мучает, да он и слова-то такого не знает… И вот вам предстоит выбор — стать либо этим тираном, либо этим рабом. Только эти две возможности, никаких других вариантов. Что вы выбираете?» После некоторого замешательства все трое признают, что выбрали бы жизнь тирана — да и кто же сам добровольно выберет долю несчастного раба?
Этот разговор слышит случайный посетитель кабачка, бродячий фотограф Кесеи, самолюбивый и страдающий от комплекса неполноценности человек. Он заявляет, что вот он-то бы выбрал стать рабом, а не тираном. Но четверо друзей ему не верят, и уязвлённый фотограф решает отомстить — и донести в тайную полицию о том, что четверо друзей ведут разговоры, в которых нелестно отзываются о властях. На следующий день всех четверых арестовывают и доставляют в тайную полицию.
Там они оказываются перед выбором, аналогичным вышеописанному. Тюремщики, желая подавить личность и уязвить человеческое достоинство своих заключённых (чтобы они даже не думали вести борьбу с режимом), предлагают сделку: каждый, кто два раза ударит подвешенного забитого до полусмерти человека («Иисуса»), будет немедленно отпущен на свободу. Ковач вызывается первым, но подойдя к жертве падает, не в силах поднять руку на «Иисуса». Его уводят на очередные пытки, он кричит: «Я хотел, но не мог…». Вторым пытается совершить сложный поступок Кираи, но Бела не даёт ему и сам бросается на мучителей, его расстреливают. И только Дюрица превозмогает себя и ударяет дважды, хотя это и даётся ему нелегко.
Дюрицу тут же выпускают и он бредёт в шоке по улицам. Он видит, как бомба попадает в какое-то здание (видимо, тюрьму) и сносит его полностью. Тут-то открывается главное: Дюрица прячет дома детей тех самых исчезнувших соседей, "с «неправильными» политическими взглядами или с «неправильным» расовым происхождением". И он не имеет права не вернуться, ибо дети без него пропадут.
2) Экзистенциальная драма из военных времён.
Одна из лучших картин венгерского режиссёра Золтана Фабри является притчей не только благодаря реминисценции из Библии: «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божье и за свидетельство, которое они имели» («Откровение Иоанна Богослова», 6.9.). Но достаточно сравнить фильм «Пятая печать», например, с более символической «Седьмой печатью» Ингмара Бергмана, чтобы убедиться в желании Фабри приблизить притчу к реальности, где приходится совершать отнюдь не философски-отвлечённый, а вполне конкретный выбор, касающийся не только твоей собственной жизни, но и судеб других людей.
Метафорический смысл поведанной истории дан не явно, а скорее угадывается. Особенно показателен в этом отношении финал ленты. Пустынные улицы, взрывы, обходящие стороной Миклоша Дьюрицу, его одинокая фигура, которая исчезает вдали под насмешливые звуки механической шарманки… Всё это метафорически передаёт стыд, охвативший душу человека, который отныне презирает себя и не может оправдаться за вынужденное предательство, хотя оно и было совершено по благой цели — ради спасения детей подпольщиков во времена профашистского режима Хорти. Муки совести теперь до конца жизни будут преследовать Дьюрицу.
