Стояли холода, и шёл "Тристан".
В оркестре пело раненое море,
Зелёный край за паром голубым,
Остановившееся дико сердце.
Никто не видел, как в театр вошла
И оказалась уж сидящей в ложе
Красавица, как полотно Брюллова.
Такие женщины живут в романах,
Встречаются они и на экране...
За них свершают кражи, преступленья,
Подкарауливают их кареты
И отравляются на чердаках.
Теперь она внимательно и скромно
Следила за смертельною любовью,
Не поправляя алого платочка,
Что сполз у ней с жемчужного плеча,
Не замечая, что за ней упорно
Следят в театре многие бинокли...
Я не был с ней знаком, но всё смотрел
На полумрак пустой, казалось, ложи...
Я был на спиритическом сеансе,
Хоть не люблю спиритов, и казался
Мне жалким медиум — забитый чех.
В широкое окно лился свободно
Голубоватый леденящий свет.
Луна как будто с севера светила:
Исландия, Гренландия и Тулэ,
Зелёный край за паром голубым...
И вот я помню: тело мне сковала
Какая-то дремота перед взрывом,
И ожидание, и отвращенье,
Последний стыд и полное блаженство...
А лёгкий стук внутри не прерывался,
Как будто рыба бьёт хвостом о лёд...
Я встал, шатаясь, как слепой лунатик
Дошёл до двери... Вдруг она открылась.
Из аванложи вышел человек
Лет двадцати, с зелёными глазами;
Меня он принял будто за другого,
Пожал мне руку и сказал: "Покурим!"
Как сильно рыба двинула хвостом!
Безволие — преддверье высшей воли!
Последний стыд и полное блаженство!
Зелёный край за паром голубым!
