Там мужеложники, воробышкам подобно,
в тенистых сквериках, нахохлившись, сидят
и на виду у всех — наследники Платона —
все как один рукоблудят!«Поеду в рай, где розово и сине…»
Д. Воденников
Воспоминанье слишком давит на плечи,
Я о земном заплачу и в раю…
М. Ц.
Религия, согласно Фрейду, это повторение детского опыта.
Довольно просто понять, что бог — это символ человеческой потребности в любви.
Но следует ли из существования и силы этой человеческой потребности,
что где-то во внешнем мире есть соответствующее ей существо?
Э. Фромм
В тех слежаше множество болящих, слепых, хромых, сухих, чающих движения воды…
Евангелие от Иоанна, 5: 3.Давай поедем, Сеня, в рай,
где по-воденниковски сине
и розово, и будем сими
цветами нежными пыла(й)-
(у)щий огнем болезни взор
наш врачевать. Любви недуга
две жертвы, байками друг друга
о нем крутыми с энных пор
перекормившие, — в раю,
где поводов трендеть об этом
не будет, юношей советам
крылатых вняв. Все “Ай лав ю”
свои мы адресуем лишь
Тому, Кому в церквах поклоны
кладут, и Кто через иконы
глядит на то — как в щелку мышь.
А здесь — какие щелки! — вот
ОН весь, и можешь ты потрогать
ЕГО за нос или за ноготь,
за подбородок, за живот.
Как хорошо ЕГО любить —
без матерьяльной мысли задней,
что жгучих надобно лобзаний,
чтоб чувство удовлетворить;
иль с НИМ в «Плевок в лицо Судьбы»
играя, и в другие игры,
не думать, волосаты ли икры
ЕГО и влажны ли стопы…
Мы будем счастливы с тобой.
Но о цене такого счастья
задумывающейся часто
всё ж покачаем головой.
И очень часто, как М. Ц.,
в раю — расплачемся о прошлом:
каким покажется хорошим
оно — совсем в другом конце
Вселенной находясь, чем мы
с беспоцелуйным нашим раем,
которого, уж мы-то знаем,
на самом деле нет. Умы
младенцев глупых и попов,
которые совсем заврались
(как учит нас психоанализ),
его придумали. Таков
мой символ веры. Извини,
в воденниковский рай роскошный
иль в тот, что нам укол подкожный
сулит, я не поеду ни
за что. Иллюзия, мой друг,
нас не спасет, по крайней мере —
меня. Блажен, кто предан вере,
и вместе слеп: порочный круг!
Но если так, уж лучше быть
несчастным от любви, но зрячим.
Однако мысль сию мы спрячем,
пожалуй, — чтоб не оскорбить
нам чувства верующих — от
их глаз. Пускай копЯт заслуги.
Не нам, не чающим друг в друге
души, движенья чаять вод…
Август 1995.GOOD-BYE, BUDDHA!
И каждую меня бузит секунду.
И я не знаю, что мне предпринять.
Смирению предаться или бунту —
не всё ль равно? На всём одна печать.
Я не умею духов различать.
Семь лет назад поставил я на Будду.
Да нет, не семь, а девять уж почти что!
А результат — огромный круглый ноль.
Я в Экхарта влюбился, как мальчишка.
Такая же его томила боль,
как Будду Шакьямуни. Жаль, не столь,
как их умы, обширен мой умишко.
В беспутных снах, крутому вняв совету,
хотел пролезть в какую-то нору
утробную, чтоб выйти к свету, к свету.
Лампадки жёг. Молился ввечеру.
В какую-нибудь надо же игру
играть страдальцу, — почему б не в эту?
Ещё чего? Ещё снимал цветочки
на видео и кустики и вгля-
дывался в них, как в Мандалу; кружочки
кружились предо мной, пыльцой пыля…
И всё загадывал: Бог даст, и я,
нырнув туда, как в омут, Божьей точки
достигну. Точки Вечности. Как сладко
мечтать о ней мне было! Я, афей
закоренелый, высшего порядка
возжаждал вдруг. Тогда с душой моей
и впрямь творилось что-то, — зря, что ль, ей
диагноз врач поставил "психопатка"?
Всё сладится! Всё сбудется! Омега
сольётся с Альфой. Выскочит из уст
кита Иона. Зацветёт омела.
Терновника воспламенится куст.
Я верил в это. Верил! Книжный вкус
у веры был, не спорю. Но ведь дело
не в том, я утешал себя, в какую
мы байку бодро веруем, а в том,
чтоб в байке сей восхитить Жизнь Иную,
узреть её хотя б одним глазком.
Кротчайшим "гатэ, гатэ" голоском
пел, оседлав подушку расписную.
Поклоны бил. Ещё чего? Генона
читал запоем, Господи прости.
И похоти давил в себе дракона,
стать ангелом желая во плоти.
Не слабо, да? Сплеча рубил. В горсти
полгода не сжимал педагогона.
Потом — сломался. Лавры Миларепы
не увенчали русского чела.
Дракон не сдох. (Полгода минареты
мне снились с колокольнями: хвала
ли эйдосам небесным то была
или другая сторона монеты —
загадки этой до сих пор, признаться,
я разгадать не в силах.) Грусть-тоска
зелёная меня снедает. Сдаться
на милость ей я не готов пока.
Всё б каркать ей, что смерть моя близка.
А вот живу, — чирик! И, может статься,
ещё годочков несколько в запасе
есть у меня. Пусть Вечность подождёт!
Я не бунтую, нет, ни в коем разе.
А лишнего чего её пустот
по глупости чтоб не сболтнуть насчёт,
я оборву себя на этой фразе....
2008Д_м_и_т_р_и_й__В_о_д_е_н_н_и_к_о_в.
(«Искренность – подлинная или «новая»?»)
(«Искренность – подлинная или «новая»?»)
Комментариев нет:
Отправить комментарий